Антоний и Клеопатра

Остальные так легко не отделались, а некоторые даже лишились головы. Сирия должна была стать римской провинцией до самых новых границ Иудеи, но города Тир и Сидон были освобождены от прямого правления в обмен на дань. Малх Набатейский потерял только добычу асфальта. За столь мягкое наказание Малх должен был следить за египетским флотом у Аравийского полуострова и подавлять любую необычную активность там.

Кипр был присоединен к Сирии, Киренаика – к Греции, Македонии и Криту. Территория Клеопатры уменьшилась до размеров самого Египта.

В июне Октавиан и Статилий Тавр погрузили армию на транспорты и поплыли в Пелузий – вход в Египет. Южный ветер запаздывал, поэтому плавание прошло нормально. Корнелий Галл должен был двинуться к Александрии из Киренаики. Все было готово для того, чтобы нанести окончательное поражение Клеопатре, царице зверей.

27

Антоний и Клеопатра вместе приплыли в Паретоний. Антоний еще не покинул «Цезарион», когда Кассий Пармский поднялся на борт и сообщил, что солдаты на переполненных кораблях пьют гораздо больше воды, чем рассчитал praefectus fabrum. Поэтому всему флоту придется зайти в Паретоний, чтобы наполнить бочки.

Настроение у Антония было лучше, чем ожидала Клеопатра. Не было признаков той меланхолии, в которую он впадал в эти последние месяцы в Акции, и сдаваться он был не намерен.

– Ты только подожди, любовь моя, – весело сказал он, готовясь отплыть из Паретония с наполненными бочками и солдатами, накормленными хлебом, недоступным на море. – Ты подожди. Пинарий не может быть далеко. Как только он прибудет, Луций Цинна и я последуем за тобой в Александрию. Морем. У Пинария достаточно транспортов, чтобы погрузить на них его двадцать четыре тысячи человек, и хороший флот, который вольется во флот Александрии.

Крепко поцеловав ее, он ушел, обреченный томиться в ожидании в Паретонии, пока Пинарий не покажется на горизонте.

Всего двести миль до Александрии и Цезариона – как Клеопатра соскучилась по нему! «Еще не все потеряно, – говорила она себе. – Мы еще можем победить в этой войне». Оглядываясь назад, она понимала, что Антоний не был флотоводцем, но на суше, она верила, у него есть шанс. Они пойдут в Пелузий и там, на границе Египта, победят. Вместе с римскими солдатами и ее египетской армией у них будет сто тысяч человек – более чем достаточно, чтобы сокрушить Октавиана, который не знает местности. Можно будет разделить его силы пополам и разбить по отдельности в двух сражениях.

Только как подавить негодование среди александрийцев? Хотя в последние годы они были более смирными, она знала их прежнее непостоянство и страшилась восстания, если их царица прибудет в гавань проигравшей в сопровождении не египетского флота, а спасающейся от правосудия римской армии. Так что, прежде чем город появился в поле зрения, она собрала своих капитанов и легатов Антония и дала краткие инструкции, возлагая надежды на тот факт, что новости из Акция еще не достигли александрийцев.

Украшенные гирляндами транспорты вошли в Большую гавань под звуки воинственных песнопений мнимых победителей, возвращающихся домой. Однако Клеопатра не стала рисковать. Флот был поставлен на рейде, и солдаты не покидали кораблей, пока не был организован лагерь около ипподрома. Она сама плыла на «Цезарионе» вдоль береговой полосы гавани, стоя высоко на носу корабля, ее платье из золотой ткани соперничало с блеском ее драгоценностей. Александрийцы бросились в гавань, оглашая ее приветственными криками. Клеопатра стояла, чувствуя облегчение оттого, что ей удалось их обмануть.

Как только корабль вошел в Царскую гавань, она увидела Цезариона и Аполлодора, стоявших у причала в ожидании ее.

О, как он вырос! Он стал выше своего отца, широкий в плечах, стройный, мускулистый, его густые волосы не потемнели, но лицо, удлиненное, с высокими скулами, потеряло все следы юношеской мягкости. Это был живой Гай Юлий Цезарь! Любовь захлестнула ее, это было чувство сродни благоговению. Колени ее дрожали так, что она не могла стоять самостоятельно. Слезы застилали глаза. Поддерживаемая Хармионой с одной стороны и Ирадой с другой, она сошла по трапу и обняла сына.

– О, Цезарион, Цезарион! – проговорила она, рыдая. – Мой сын, как же я рада видеть тебя!

– Ты потерпела поражение.

Она затаила дыхание.

– Как ты узнал?

– Это очевидно, мама. Если ты победила, где твой флот и почему эти суда ведут римляне? Более того, где Марк Антоний?

– Я оставила его и Луция Цинну в Паретонии, – ответила она и взяла его под руку, заставив тем самым идти рядом с ней. – Он ждет, когда Пинарий прибудет туда из Киренаики со своим флотом и еще четырьмя легионами. Канидий оставлен в Амбракии. Остальные дезертировали.

Он ничего не сказал в ответ, просто вошел с ней в большой дворец, затем передал ее Хармионе и Ираде.

– Прими ванну и отдохни, мама. Встретимся во время ужина.