Антоний и Клеопатра

– Антоний догоняет корабль Клеопатры и поднимается на борт. Прошу прощения за настоящее время. Это всегда помогает мне приукрасить события, правда о которых не должна выйти наружу, – пояснил мастер художественного вымысла. – Внезапно он приходит в себя, представляет себе катастрофу, от которой он так трусливо сбежал. Я научу этого irrumator Антония, как обвинять меня в трусости у Филипп! Он воет в растерянности, покрывает голову палудаментом и сидит на палубе три дня без движения. Клеопатра опаивает его зельями, умоляет сойти вниз, в ее каюту, но он неподвижен, ошеломленный своей трусостью. Тысячи солдат мертвы по его вине!

– Звучит как те дрянные эпические поэмы, которые обожают молодые девицы, – сказал Агриппа.

– Да, звучит. Но ты готов поспорить, что весь Рим и Италия не купятся на это?

– Я не такой дурак. Они раскупят это даже на дорогой бумаге. Если Меценат добавит несколько цветистых фраз, все будет безупречно.

– Это, разумеется, должно унять недовольство, вызванное этой войной. Люди не любят зря тратить деньги.

– Щекотливый вопрос, Цезарь. Как ты собираешься платить долги? Теперь, когда Клеопатра потерпела поражение, у тебя нет причины продолжать собирать налоги. Однако, пока она жива, покоя тебе не будет. Она начнет вооружаться, чтобы предпринять еще одну попытку, с Антонием или без него. Ведь она хочет, чтобы миром правил так называемый сын божественного Юлия, а не Антоний. Итак, откуда брать деньги?

– Я собираюсь выжимать их из царей-клиентов Антония, пока они не посинеют и у них глаза не выскочат из орбит. В конце концов я приду в Египет.

Агриппа посмотрел на солнце между деревьями и поднялся с камня.

– Пора возвращаться, Цезарь, иначе нас застигнет здесь темнота. Если верить Аттику – а он был человеком сведущим, – в лесу полно медведей и волков.

Все транспорты ушли с Клеопатрой, но оставшиеся триста боевых кораблей Антония были в полном порядке. Сначала Октавиан хотел сжечь их все. Он буквально влюбился в эти смертоносные маленькие либурны и решил, что в грядущих сражениях будут участвовать только такие корабли. Массивные квинквиремы устарели. Потом он решил оставить шестьдесят «левиафанов» Антония как средство устрашения и использовать их против пиратов, появившихся на западном конце Нашего моря. Он послал их в Форум Юлия, морской порт Цезаря, колонию ветеранов на берегу, где Галльская провинция граничит с Лигурией. Остальные суда вытащили на берег и сожгли. Носов-таранов осталось столько, что многие тоже пришлось сжечь. Самые внушительные сохранили, чтобы украсить ими колонну перед храмом божественного Юлия на Римском форуме, а другие провезли по Италии в качестве напоминания налогоплательщикам о грозившей всем опасности.

Агриппе нужно было вернуться в Италию и успокоить отслуживших ветеранов, которые в последние годы всегда становились агрессивными и требовательными, когда серьезная кампания оканчивалась победой. Сенаторов тоже отослали домой, и они с благодарностью уехали; им это заморское житье давно опостылело, в том числе и тем, кто составил антисенат Антония. Милосердие стало лозунгом дня. Поскольку флотоводцы Антония были казнены, неоспоримый правитель Рима объявил, что только три человека, все еще находящиеся на свободе, будут обезглавлены: Канидий, Децим Туруллий и Кассий Пармский, причем эти два – потому, что они последние убийцы бога Юлия, оставшиеся в живых.

Сам Октавиан планировал вести свои легионы по суше в Египет и по пути навещать царей-клиентов. Но этому не суждено было случиться. Из Рима дошел безумный слух: сын Лепида Марк замышляет узурпировать власть. Отправив легионы на восток под командованием Статилия Тавра, сам Октавиан, несмотря на зимние шторма на Адриатике, возвратился в Италию. Морское путешествие было самым тяжелым с того памятного плавания после убийства божественного Юлия, но теперь, когда астма уже не мучила Октавиана, он неплохо перенес это испытание.

Из Брундизия он отправился по Аппиевой дороге в Рим в двуколке, запряженной четырьмя мулами, а возле Теана Сидицинского свернул на Латинскую дорогу, чтобы объехать малярийные Помптинские болота. Через восемь дней он уже был в Риме, но понял, что напрасно спешил. Гай Меценат подавил восстание еще до прибытия Агриппы. Марк Лепид и его жена Сервилия Ватия покончили с собой.

– Как странно, – сказал Октавиан Меценату и Агриппе. – Сервилия Ватия была когда-то помолвлена со мной.

Действительно, ветераны волновались и поговаривали о бунте. Октавиан справился с ситуацией. В тоге и лавровом венке он бесстрашно ходил по лагерям вокруг Капуи, улыбаясь и помахивая приветственно рукой, громко говоря о героизме и верности солдат всем, кто мог слышать его. Он отобрал правильных людей и приступил к переговорам. Поскольку переговорщики всегда выдвигались из наиболее слабых солдат, ленивых и жадных, он говорил о деньгах и земле.