Антоний и Клеопатра

– Ты должен, Цезарион, – решительно сказал Антоний, взяв его за руку. – Я не сомневаюсь в твоей любви к матери, но я также верю, что ты любишь свой народ. Поезжай в Индию и оставайся там, пока не наступит время вернуться. Пожалуйста!

– Я поеду. Это разумно.

Он улыбнулся им улыбкой Цезаря и вышел.

– Не могу поверить, – сказала Клеопатра, поглаживая свой зоб. – Он сказал, что поедет, да?

– Да, он так сказал.

– Он должен уехать завтра же.

На следующий день, одетый как банкир или как чиновник среднего класса, Цезарион отбыл с двумя слугами. Все трое – на хороших верблюдах.

Клеопатра стояла на стене Царского квартала, махала красным шарфом и улыбалась, пока могла видеть сына на Мемфисской дороге. Сославшись на головную боль, Антоний остался во дворце.

Там Канидий и нашел его. Остановившись на пороге, он увидел Марка Антония, который растянулся на ложе, ладонью прикрыв глаза.

– Антоний!

Антоний свесил ноги на пол и сел, моргая.

– Ты нездоров? – спросил Канидий.

– Голова болит, но не от вина. Жизнь тяготит меня.

– Октавиан не примет твоих условий.

– Что ж, мы поняли это в тот момент, когда царица послала ему свой скипетр и диадему в Пелузий. Жаль, что, в отличие от армии, город оказал сопротивление. Много хороших египтян погибло. Как они могли подумать, что сумеют выдержать римскую осаду?

– Он не мог позволить себе осаду, Антоний, вот почему он взял город штурмом. – Канидий в недоумении посмотрел на Антония. – Разве ты не помнишь? Ты болен!

– Да-да, я помню! – отрывисто засмеялся Антоний. – Просто у меня голова занята совсем другим, вот и все. Он в Мемфисе, да?

– Был в Мемфисе. А теперь подходит к Канопскому рукаву Нила.

– Что говорит о нем мой сын?

– Твой сын?

– Антилл!

– Антоний, мы уже месяц ничего не слышали об Антилле.

– Да? Как странно! Наверное, Октавиан задержал его.

– Да, наверное, так и есть, – тихо сказал Канидий.

– Октавиан послал письмо со слугой, да?

– Да, – с порога ответила Клеопатра.

Она вошла и села напротив Антония, взглядом предостерегая Канидия.

– Как зовут человека?

– Тирс, дорогой.

– Освежи мою память, Клеопатра, – явно смущенный, попросил Антоний. – Что было в письме, которое прислал тебе Октавиан?

Канидий рухнул в кресло, пораженный.

– В открытом письме он приказывает мне разоружиться и сдаться. В личном послании сказано, что Октавиан подумает о решении, удовлетворяющем все стороны, – ровным голосом произнесла Клеопатра.

– Да! Да, конечно, я помню… Ах… я должен был что-то сделать для тебя? Что-то в отношении командира гарнизона в Пелузии?

– Он послал свою семью в Александрию, чтобы они были в безопасности, и я их арестовала. Почему его семья должна избежать страданий оставшихся в Пелузии? Но потом Цезарион… – она запнулась, стиснула руки, – сказал, что я слишком строга, что поступаю несправедливо и что я должна передать их тебе.

– О-о! И я поступил справедливо с семьей?

– Ты освободил их. И это было несправедливо.

Канидий слушал все это, словно его ударили боевым топором. Все кончено, все в прошлом! О боги, Антоний полупомешанный! Он уже ничего не помнит. И как он, Канидий, будет обсуждать военные планы с потерявшим память стариком? Разбит! Распался на тысячу осколков! Он не может командовать.

– Чего ты хочешь, Канидий? – спросил Антоний.

– Октавиан совсем близко, Антоний, а у меня семь легионов на ипподроме, требующих сражения. Мы будем сражаться?

Антоний вскочил, моментально превратившись из старика-склеротика в военачальника, энергичного, умного, решительного.

– Да! Конечно мы будем драться, – сказал он и заорал: – Карты! Мне нужны карты! Где Цинна, Туруллий, Кассий?

– Ждут, Антоний. Очень хотят сразиться.

Клеопатра проводила Канидия.

– Как давно это началось? – спросил Канидий.

– С тех пор, как он вернулся из Фрааспы. Уже четыре года.

– Юпитер! Почему я этого не замечал?

– Потому что это случается эпизодически и обычно, когда у него болит голова. Цезарион уехал сегодня, так что день тяжелый, но не беспокойся, Канидий. Он уже приходит в себя и к завтрашнему утру будет таким, каким был у Филипп.

Клеопатра знала, что говорила. Антоний воспрянул духом, когда авангард кавалерии Октавиана прибыл в окрестности Канопа, где находился ипподром. Это был прежний Антоний, полный решимости и огня, всегда находящий решение. Смяв кавалерию, семь легионов Антония ринулись в бой, распевая гимны Геркулесу Непобедимому, покровителю рода Антониев и богу войны.

С наступлением сумерек он возвратился в Александрию. Его встретила торжествующая Клеопатра.

– Ох, Антоний, Антоний, ты достоин всего! – кричала она, покрывая его лицо поцелуями. – Цезарион! Как я хочу, чтобы Цезарион мог видеть тебя сейчас!

Бедная женщина, она так ничего и не поняла. Когда Канидий, Цинна, Децим Туруллий и другие прибыли в таком же состоянии, потные, покрытые кровью, как Антоний, она бегала от одного к другому, так широко улыбаясь, что даже Цинна нашел это зрелище отвратительным.

– Это было не главное сражение, – попытался вразумить ее Антоний, когда она промелькнула мимо него. – Прибереги свою радость для решающей битвы, которая еще предстоит.