Антоний и Клеопатра

Вдруг он увидел, как кто-то идет по опустевшим каменным руинам Фрегелл. Женщина при виде его готова была убежать, но потом опустилась на основание колонны и осталась сидеть со слезами на щеках, блестевшими при солнечном свете. Сначала он подумал, что она привидение, но, остановившись, понял, что она вполне реальная. Самое очаровательное личико повернулось сначала к нему, потом опустилось вниз. Красивые руки, сложенные на коленях, дрожали. На них не было драгоценностей, но больше ничто не говорило о том, что она низкого происхождения. Это была знатная дама, он чувствовал это нутром. Какой-то инстинкт в нем вырвался из клетки и закричал с такой силой, что внезапно он понял его божественный посыл: она ниспослана ему, это дар небес, который он не может – не хочет – отвергнуть. Он чуть не воззвал к своему божественному отцу, но только покачал головой. Заговори с ней, разрушь чары!

– Я помешал тебе? – спросил он, улыбаясь своей чудесной улыбкой.

– Нет-нет! – выдохнула она, вытирая еще не высохшие слезы. – Нет!

Он сел у ее ног, недоуменно глядя на нее снизу вверх. Взгляд его поразительных глаз вдруг стал ласковым.

– На какой-то момент я подумал, что ты – богиня на рыночной площади, – сказал он, – а теперь вижу слезы, словно ты оплакиваешь судьбу Фрегелл. Но ты не богиня – пока. Однажды я превращу тебя в богиню.

Какое безрассудство! Она не поняла его, сначала подумала, что он сумасшедший, но – тут же влюбилась.

– У меня появилось свободное время, – произнесла она с пересохшим ртом, – и я захотела осмотреть руины. Они такие мирные. А я так хочу покоя!

Последние слова вырвались у нее против воли.

– О да, когда люди покидают место, оно освобождается от всех своих ужасов. Оно излучает покой смерти, но ты слишком молода, чтобы готовиться к смерти. Мой двоюродный прадед Гай Марий однажды встретил другого моего двоюродного прадеда Суллу здесь, среди опустошения. Это была своего рода передышка. Видишь ли, оба они занимались тем, что опустошали города и умерщвляли их жителей.

– И ты тоже это делал? – спросила она.

– Не намеренно. Я бы охотнее строил, чем разрушал. Но я никогда не буду восстанавливать Фрегеллы. Это мой памятник тебе.

Действительно сумасшедший!

– Ты шутишь, а я не заслуживаю этого.

– Как я могу шутить, если видел твои слезы? Почему ты плакала?

– Из-за жалости к себе, – честно призналась она.

– Ответ хорошей жены. Ты хорошая жена, не правда ли?

Она посмотрела на свое простое золотое обручальное кольцо.

– Я пытаюсь, но иногда это тяжело.

– Тебе не было бы тяжело, если бы твоим мужем был я. Кто он?

– Тиберий Клавдий Нерон.

Дыхание вырвалось со свистом.

– Ах этот. А ты?

– Ливия Друзилла.

– Из благородного старинного рода. И наследница.

– Уже нет. Моего приданого больше нет.

– Ты хочешь сказать, Нерон потратил его.

– Да, после нашего побега. На самом деле я из рода Неронов, но из ветви Клавдиев.

– Значит, твой муж – твой двоюродный брат. У вас есть дети?

– Один, мальчик четырех лет. – Ее черные ресницы опустились. – И еще одного я ношу. Я должна принять снадобье.

Ecastor, что заставило ее сказать это совершенно незнакомому человеку?

– Ты хочешь принять снадобье?

– И да и нет.

– Почему да?

– Я не люблю моего мужа и моего первенца.

– А почему нет?

– Мне кажется, что у меня больше не будет детей. Bona Dea говорила со мной, когда я принесла ей жертву в Капуе.

– Я только что вернулся из Капуи, но тебя там не видел.

– Я тоже тебя там не видела.

Наступило молчание, сладкое и безмятежное, лишь где-то на периферии сознания пели жаворонки и жужжали крошечные насекомые в траве, словно даже тишина была многослойной. «Это магия», – подумала Ливия Друзилла.

– Я могла бы сидеть здесь вечно, – хрипло сказала она.

– Я тоже, но только если ты будешь со мной.

Боясь, что он дотронется до нее, а она не сможет его оттолкнуть, она быстро заговорила:

– На тебе toga praetexta, но ты так молод. Это значит, что ты один из приближенных Октавиана?

– Я не приближенный. Я – Цезарь.

Она вскочила.

– Октавиан? Ты – Октавиан?

– Я не откликаюсь на это имя, – сказал он, но не сердито. – Я – Цезарь, сын бога. Придет день, и я буду Цезарем Ромулом, согласно декрету сената, утвержденному народом. После того, как я одержу победу над моими врагами и мне не будет равных.

– Мой муж – твой заклятый враг.

– Нерон? – Он засмеялся, искренне развеселившись. – Нерон – ничтожество.

– Он мой муж и вершитель моей судьбы.

– Ты хочешь сказать, что ты его собственность. Я его знаю! Слишком многие мужчины обращаются со своими женами как со скотиной или рабынями. Очень жаль, Ливия Друзилла. Я думаю, жена должна быть самым любимым товарищем мужа, а не рабыней.

– Ты именно так относишься к своей жене? – спросила она, когда он поднялся на ноги. – Как к твоему товарищу?

– Не к нынешней жене, нет. Бедной женщине не хватает ума. – Его тога немного съехала набок. Он поправил складки. – Я должен идти, Ливия Друзилла.

– Я тоже, Цезарь.

Они пошли вместе в сторону гостиницы.