Антропо-видение. Как антропология может объяснить бизнес и жизнь

Иногда я пытался указать на это финансистам. Но они, как правило, не желали слушать. Мы получали огромные откаты от банкиров из Сити, которые говорили: "Почему вы так критично относитесь к отрасли? Почему вы так негативны?". И все в таком духе", - объяснял я позже журналисту "Гардиан" Бартону. Во время поездки на Всемирный экономический форум в Давосе в 2007 году меня осудили со сцены. "Один из самых влиятельных людей в правительстве США в то время поднялся на трибуну и размахивал моей статьей... как примером запугивания", - рассказывал я Бартону. В другой раз, в конце весны 2007 г., один высокопоставленный финансист в Лондоне вызвал меня к себе в кабинет, чтобы пожаловаться на то, что я постоянно использую такие слова, как "мутный" и "непрозрачный", для описания кредитных деривативов. Он считал, что такая лексика вызывает излишнюю тревогу. "Это не непрозрачно! Любой человек может найти все, что ему нужно, в системе Bloomberg!" - ругал он меня.

"А как же те 99 процентов населения, которые не пользуются услугами Bloomberg?" - спросил я. спросил я. Финансист выглядел озадаченным; похоже, ему и в голову не приходило, что у них может быть право - или желание - заглянуть в финансы. Опять эта деревня Блумберг, подумал я. То, о чем финансисты не думали и не говорили, имело значение. Имел значение и тот факт, что это упущение было настолько привычным, что казалось естественным. Как заметил Бурдье, «наиболее успешными идеологическими эффектами являются те, которые не нуждаются в словах». Или, как выразился американский романист Эптон Синклер: «Трудно заставить человека понять что-то, когда его зарплата зависит от того, что он этого не понимает!»

Однако проблема заключалась не только в финансистах. Имели значение и культурные особенности СМИ. Мне, как журналисту со стороны, было сложнее увидеть эти закономерности, поскольку я был (и остаюсь) порождением своей среды и своих предубеждений. Однако антропологов всегда интересовал вопрос о том, как создаются нарративы в различных обществах, будь то миф (изученный такими учеными, как Джеймс Фрэзер в XIX веке и Леви-Стросс в XX веке) или кино (изученное антропологом Гортензией Паудермейкер, которая в XX веке обратила свой взор на Голливуд). Средства массовой информации также являются частью современного нарративного потока и, следовательно, тоже формируются под влиянием культурных предубеждений, хотя журналистам зачастую трудно это заметить, поскольку на работе их воспитывают в соответствии с (достойным восхищения) принципом беспристрастного, нейтрального освещения событий. Сторонние наблюдатели часто обращают внимание на спорный вопрос о политической предвзятости журналистов. Однако более тонкая и мало обсуждаемая проблема вращается вокруг гораздо более широкого вопроса о том, как журналистов учат определять, строить и передавать "историю", связанную с политикой, финансами, экономикой или чем-либо еще. Западных журналистов учат относить информацию к категории "истории", если она содержит несколько ключевых компонентов: "человек" (или люди); осязаемые цифры и факты; цитаты из записей; повествование, в идеале с драматизмом. Наблюдая за финансовым миром в 2005 и 2006 годах, я увидел, что в сфере акций эти элементы, определяющие "историю", присутствовали в избытке: компании делали ощутимые вещи, цены на акции двигались заметным образом, аналитики давали красочные котировки, руководителей компаний можно было фотографировать, у повествования были начало и конец.