Почти год финансовые власти пытались сдержать это "финансовое пищевое отравление", поддерживая рынки, спасая банки, а затем изолируя (и удаляя) финансовые инструменты, содержащие плохие ипотечные кредиты, или яд. Это не сработало: в октябре 2008 г. разразился полномасштабный финансовый кризис. Это стало болезненным интеллектуальным ударом для таких людей, как Гринспен. Целое поколение политиков считало, что экономические стимулы свободного рынка способны создать настолько эффективную финансовую систему, что если возникнут какие-либо эксцессы - например, кредитный пузырь, - то они сами собой исправятся, не причинив реального ущерба. Теперь это кажется ошибочным. Или, как сказал Гринспен Конгрессу в конце 2008 г.: «В моем мышлении был изъян». Именно поэтому он захотел прочитать несколько книг по антропологии: он хотел понять, как "культура" испортила модели.
Я был впечатлен. Когда Гринспен впервые заявил о "недостатке" в Конгрессе, это признание вызвало всеобщее презрение, особенно со стороны людей, потерявших деньги в результате краха. Но я посчитал такую реакцию ошибочной. Редко кто из руководителей, тем более из тех, кого называют "маэстро", публично признается в интеллектуальной ошибке. Еще реже лидеры пытались переосмыслить свои идеи, изучая новый способ мышления, например, антропологию. Я считал, что Гринспен заслуживает похвалы за то, что он проникся духом исследования. Но по мере того как мы обсуждали антропологию, я также понял, что причина, по которой Гринспен хотел понять "культуру", была не совсем такой, как у большинства антропологов. Для него изучение "культуры" было в основном попыткой понять, почему другие люди ведут себя странно. Таким образом, он обращался к антропологии по той же причине, по которой Уитти обращался за помощью к антропологам в Британии во время лихорадки Эбола: чтобы понять "странности" других людей. При встрече в Аспене Гринспена особенно интересовало, как культурные модели могли повлиять, например, на долговой кризис 2011 года в Еврозоне, поскольку поведение греков показалось ему особенно непонятным. Другими словами, для него греки были странным "другим", особенно в отличие от немцев, и он хотел знать, могут ли культурные модели греков развалить Еврозону.