Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Помолимся скопом, скопом

Тому, кто лошажьи души лопает;

Помолимся зачатой без семени лошажьей мати

Об оставлении согрешений и о блаженной памяти.

Да простится усопшей всякое брыкание и фыркание

Вольное и невольное…

Да вознесется душа ее к страшному престолу,

Престолу славы,

Голопом;

Да уготовится ей на небеси покойное стойло

И сладкие травы. [1897]

Если внешняя сюжетная канва ассоциируется с народно-сказочной фабулой (к жанру бытовой сказки как к первоисточнику отсылают действующие лица – с «первого дурака» по «шестого дурака»), то основное содержание сводится к пародированию масонских ритуалов, речей и атрибутики. Текст наполнен терминами – «ложа заговорщиков», «Верховного и Тайного Совета Кондиции»; [1898] комментариями обрядовой атрибутики – «Дураками, как черным пушистым ковром, пол выстлан»; [1899] ритуальными описаниями – «Тредиаковский прикладывает печать молчания, потом берет с жертвенника молот и возносит его над головой четвертого дурака». [1900] Себя Тредиаковский именует: «Вождь молота и плуга, вождь глобуса, вождь циркуля, // Меча, секиры и креста». [1901] Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1768) являлся реальной исторической фигурой, придворным стихотворцем, автором «Нового и краткого способа к сложению российских стихов», 1735; академиком Петербургской Академии наук в 1745–1759 гг.; творцом поэмы «Телемахида», 1766 [1902] ). По авторскому произволу Тредиаковский выставлен главным масоном, призывающим совершить обряд посвящения в тайное общество:

По духу братья, по мудрости – вожди.

В знак отвержения гордыни снимите верхние одежды:

Плащ мастера и пеструю хламиду,

Сложите здесь у ног моих мечи.

Чтоб хищная беда,

Предательство и зло

Не заклевали заговор,

Свершим обряд святого посвящения

И души свяжем, как гордиевым узлом. [1903]

Можно с уверенностью утверждать, что в большой мере именно Мариенгоф подтолкнул Есенина к увлечению масонством. И если в есенинском творчестве обнаруживаются стилистические отголоски масонской атрибутики, то возникли они в первую очередь под влиянием «Заговора дураков» (1921) А. Б. Мариенгофа с его посвящением «Сергею Есенину», во вторую – «Дамы в черной перчатке» (1922) В. Г. Шершеневича.

Неправдоподобная, пародийная, игровая ситуация «Заговора дураков» А. Б. Мариенгофа многократно подчеркнута терминологически, с раздачей бурлескных «условных масок»: « Придворных дураков – комедиантов. <…> Ты арлекин… ты пантолоне… коломбина… ». [1904] Именно в устах «дураков» и «дур» звучат пародийные сентенции, составляющие основное философское содержание пьесы. Императрица Анна Ивановна оценила великую роль юмора: « Капканы шуток расставляли дураки // И хищник гиб». [1905] В пьесе сымитирована импровизационность сценического действия, которое сродни балагурству «балаганных дедов» на сельской или городской праздничной ярмарке: «Вот эти два стола заменят нам подмостки … // Кровь и сажа – прекрасный грим … // Сюда плащи… чудеснейшая декорация ». [1906] С народным обрядовым ряженьем со сменой пола и возраста, когда на Святки или второй день свадьбы молодые мужчины традиционно рядились горбатыми старухами в лохмотьях, а женщины – бородатыми стариками с клюкой, соотносится травестийная фигура – первоначально в пьесе это «Граф Остерман, кабинет-министр иностранных дел», а потом – «девица Остерман». [1907] Аналогично в роли ряженого выступает «Ушаков, правитель канцелярией тайных розыскных дел», [1908] который хватает дураков на месте преступления, переодевшись императрицей Анной Ивановной в ее спальне, но в кольчуге под одеждой. В исторической реальности Андрей Иванович Остерман (1686–1747) – уроженец Вестфалии, на русской службе с 1703 г., российский дипломат и фактический руководитель внутренней и внешней политики при императрице Анне Ивановне, Член Верховного тайного совета, граф с 1730 г., сослан Елизаветой Петровной в Берёзов в 1741 г. [1909]

Имажинизм как «поэтическое ряженье»