Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Создание группы имажинистов было обусловлено и молодостью участников, созидательным задором юности: в 1919 г. Шершеневичу было 26 лет, Кусикову – 25, Есенину – 23, Мариенгофу – 21 год. Новых сотрудников – Ивана Грузинова, Николая Эрдмана, Матвея Ройзмана – Мариенгоф называл «молодым поколением имажинистов». [1923] Н. Н. Никитин вспоминал: «Двадцатые годы. Все мы были молоды. Очень молоды. И не знали писателей моложе нас». [1924] Себя имажинисты ощущали вполне взрослыми, маститыми литераторами. А. Б. Мариенгоф вспоминал о себе 22-летнем: «Друзья знали, что я даже год тому назад бледнел от злости, когда в статьях или на диспутах меня называли “молодым поэтом”». [1925] Когда после объявления Есениным группы распущенной он, тем не менее, намеревался создать альтернативную, Рюрик Ивнев привел «возрастной» контраргумент: «Я ответил ему, что группы и школы можно образовывать только до двадцати пяти лет, а после этого возраста можно оказаться в смешном положении». [1926] И Есенин согласился!

К этимологии «м’ордена»

В придуманном шутливом словечке «м’орден» одновременно уместилось несколько смыслов, окказионально придуманных имажинистами и соединенных между собой лишь графически: 1) фонетически скрестились два не связанных в обычном словаре слова-понятия: морда и орден ; 2) сокращение «м» от «московский» – в противовес петроградскому как более позднему по времени возникновения – октябрь 1922 г. – и вторичному; 3) со скрытой аллюзией на «масонский орден»; 4) с восхождением графики к иностранному написанию с апострофами, что особенно характерно для французского языка; 5) с косвенным указанием на семантику смерти – русское «мор», французское «morte» и т. д.

У петроградских имажинистов существовали типографские бланки с надписью на трех языках – русском, французском и английском: «ВОИНСТВУЮЩИЙ орден имажинистов / L’ordre belliqueux des poкtes imaginistes / The martial order of imaginistes poets / RUSSIE». [1927] У московских имажинистов имелся штамп: «АССОЦИАЦИЯ ВОЛЬНОДУМЦЕВ / поэты, композиторы, художники». [1928] Канцелярские штампы имажинистов пародировали одновременно масонские языковые клише и советские канцеляризмы, отражающие иерархическую структуру общества: «Отдел президиума / 10 августа дня 1921 г. / № 2314 / Москва, Тверская 37 / В ПРЕЗИДИУМ ВСЕРОССИЙСКОГО СОЮЗА ПОЭТОВ / И. В. Грузинову / Циркулярно / Центральный Комитет Ордена Имажинистов настоящим извещает Вас, что Сергей Спасский исключен из Ордена Имажинистов, а потому 1) ЦК никакой ответственности за Спасского на себя не принимает; 2) предлагает не анонсировать Спасского на афишах, как имажиниста. / Члены Президиума А. Мариенгоф, В. Шершеневич, А. Кусиков. / <Круглая печать> Ассоциация Вольнодумцев / Разр. нар. ком. по просвещ.». [1929]

Литературовед Н. И. Шубникова-Гусева усмотрела переплетение тройной семантики: «Сокращение – М’орден – также основано на игре разных смыслов – мор – повальная смертность или м<асонский>, м<осковский> орден». [1930]

Грубоватая семантика слова «м’орден» влечет за собой домысливание контекстной ситуации: морда – мордобой – побоище… И. Г. Эренбург точно вскрыл внутреннюю нацеленность литературной школы на вызывающее соперничество: «Есенин любил драки; и как в гимназии “греки” дрались с “персами”, так он охотно пошел к имажинистам, чтобы драться с футуристами». [1931] Ему вторил В. А. Рождественский: «Здесь он нашел себе место в яростно закипавшей жизни московских литературных кругов и в эпоху нэпа стал во главе московских имажинистов, разделяя скандальную известность завсегдатаев кабачка “Стойло Пегаса”. <…> Но в этот период свойственный Есенину полемический задор и соблазнительная возможность лишний раз скрестить меч с противниками бросали его в самую гущу литературных схваток; он же именовал приемы состязаний имажинистов с противниками “литературным ушкуйничеством”. [1932] Действительно, А. Б. Мариенгоф призывал: «Ушкуйничать поплывем на низовья // И Волги и к гребням Урала» («Я пришел к тебе, древнее вече…», 1919). [1933]

По наблюдению В. Г. Шершеневича, «личные и принципиальные счеты кончались легким поэтическим мордобоем . Поэты дерутся часто, но легко, и через неделю забывают о пощечине». [1934] В. А. Рождественский передавал слова Есенина: «…была Москва, шумные, пестрые, сумасбродные годы литературного нэпа. Молоды мы были, озорничали в свое удовольствие. “Стойло Пегаса”… дым коромыслом… Многое у нас шло от злости на поднимающее голову мещанство. Надо было бить его в морду хлестким стихом, непривычным ошарашивающим образом, скандалом, если хочешь, – пусть чувствует, что поэты – люди беспокойные, неуживчивые, враги всякого болотного благополучия». [1935]