Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Помяни, Господи, князей и бояр и братий наших единоверных, во Христа избиенных… за Доном и на Москве, и на Берге, и на Белеве, и на Калках, и на озере Галицком, и в Ростове, и под Казанью, и под Рязанью, и под Тихой Сосною. Помяни, Господи, избиенных братий наших… на Югре, и на Печоре, в Воцкой земле, на Мурманех, и на Неве, и на Ледовом побоище, и на Ракоборе, и у Венца города, и у Выбора, и на Нарове-реке, и на Иване-городе, и под Ямою-городком, и под Яжбором, и на Русе, и на Шелоне, и под Орешком, и под Корельским городком, и под Псковом, и под Торжком, и под Тверью, и на Дону, и в Новом городке, и за Волоком… и под Великим Новым городом… [1962]

Обоснование значимости «топонимического кода» Л. А. Киселева усматривает в том, что «всякий топоним, по сути, – культуроним; знак, а не просто наименование; символ, а не ярлык» и что «крестьянская культура глубоко впитывала и передавала эти знания». [1963] По мнению Л. А. Киселевой, «анализ топонимов в поэзии Есенина… нередко позволяет вскрыть новые семантические пласты – проникнуть в культурное пространство “от Ольшан до Швивой заводи” или “за поёмы Улыбыша”; взглянуть вместе с Батыем на Рязань с холма Чурилкова, остро ощутить смысл оппозиции “Москва”↔“Нов-город”». [1964]

Другой исследователь – С. Бирюков, не упоминая топонимики, сетует на отсутствие в России «целостной картины эстетического пространства» [1965] первой трети ХХ века. Однако в 1920-х годах уже существовало понятие «поэтическая география» [1966] (причем примененное к творчеству Есенина, что для нас особенно важно).

Нет сомнений в том, что проблема оригинальности художественного пространства является важнейшей в творчестве каждого писателя.

Есениноведы исследовали устройство и изображение пространства в есенинских сочинениях: рассматривали двоемирие как сосуществование «этого и того света» (и даже многомирия как «этого света и иных миров»); определяли оппозиции «небо – земля», «верх – низ», «дом – дорога»; находили центр крестьянского мироустройства в избе с красным углом и печью; постигали взаимодействие и взаимопроникновение человеческого и божественного миров; изучали населенность земного шара растениями и животными и т. д. [1967] А. Н. Захаров полагает, что в числе других определяющих параметров «главную структурообразующую функцию в поэтическом мире выполняют концептуальные сквозные образы пространства». [1968]

Однако сущность пространства выражается не только в абстрактных категориях, но и в индивидуальной географической карте, которую исподволь на протяжении всей своей творческой деятельности создает писатель. Он помещает персонажей своих произведений в подобный реальному или в совершенно вымышленный мир, в котором отмечает географическими названиями места их жизнедеятельности, рисует схему их передвижений, отправляет в путешествия по различным населенным пунктам или, наоборот, засылает в непроходимые дебри, безлюдные пустыни или на необитаемые острова, пересылает по разным адресам их письма и другие весточки. Словом, писатель творит собственную географию, и она находит выражение в оригинальной топонимической системе, которая является частью авторской поэтики.

Структура топонимов

Чтобы проанализировать особенности есенинской географической поэтики, за наименование основных пространственных единиц выберем имя собственное, написанное с большой буквы и подчиняющееся системе небесно-земных координат. По этому критерию будут сразу отграничены онимы (как собственные имена, служащие индивидуализации и идентификации выделенного объекта) от безымянных ландшафтов.