Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Понятно, что рефренное упоминание козла в разных его вариациях («козел мой златорогий», «козий бог», «козлиный Саваоф») объясняется тематической заданностью центрального персонажа, хотя и очень кстати пародирует культ обожествляемой Есениным коровы (см. образы отелившегося Бога, красного телкá и др.). В. Ф. Ходасевич рассуждал о «Пришествии» Есенина: «Несомненно, что и телок есенинский, как ни неприятно это высказать, есть пародия Агнца. Агнец – закланный, телок же благополучен, рыж, сыт и обещает благополучие и сытость…» [2134] (1926). Остальная финкелевская символика заимствована из разных есенинских текстов, опубликованных к моменту написания пародии и известных ее сочинителю. Так, зачин «Рязанские лощины» и стихи 4-го куплета «Я проклинаю Китеж // И тьму его дорог, // Восстал бездонный вытяж» восходят к трем строкам из «Инонии» (1918): «Проклинаю я дыхание Китежа // И все лощины его дорог. // Я хочу, чтоб на бездонном вытяже» (II, 62). Вторая (и она же предпоследняя) строка-рефрен пародийного текста – «Коломенская грусть» – является точной цитатой из есенинского стихотворения 1917 г. «О пашни, пашни, пашни…» (I, 121). Стих «Живу я и томлюсь» напоминает есенинское «Затомилась деревня невесточкой». В строках «Гулять умчался в лес. // И свечкой четверговой // Горел окрай небес» соединились стихи из двух стихотворений Есенина – «И горит в парче лиловой // Облаками крытый лес» (I, 56 – «Чую Радуницу Божью…», 1914) и «Свечкой чисточетверговой // Над тобой горит звезда» (I, 126 – «Серебристая дорога…», 1917). Начало 3-го куплета «Рычали гневно тучи, // Мотали головой» перекликается с есенинскими строками из «Инонии»: «Стая туч твоих, по-волчьи лающих, // Словно стая злющих волков» (II, 63).

Слова «тарелка» во всей лирике Есенина нет; но пародийная фраза «Стучали волчьи зубы // В тарелки языков» опирается на метафоричность, основанную на образах посуды и хозяйственной утвари: в первую очередь, это «На небесном синем блюде // Желтых туч медовый дым» (IV, 95 – 1915) и «Звери, звери, приидите ко мне // В чашки рук моих злобу выплакать» (II, 79 – «Кобыльи корабли», 1919), более отдаленно – «Грянул гром. Чашка неба расколота» (IV, 72 – «Богатырский посвист», 1914), «Сам враг кладет цветы на чашки коромысла» (IV, 97 – «Польша», 1915).

А. Финкель был не единственным прижизненным пародистом Есенина. Слава поэта «задокументирована» и в подделках «под Есенина». Разумеется, их создатели не отдавали себе отчет в том, что они подражают известному поэту. Просто они очень любили творчество Есенина и неосознанно черпали вдохновение в его сочинениях, «перепевая» его оригинальные лирические линии. Критик, спрятавшийся под криптонимом Н. Л., в «Книге и революции» (1923, № 2, с. 64) представил «“Камены”. Сборник историко-литерат. кружка при Госуд. институте народного образования в г. Чите. I. Стр. 4 + 116. Чита. 1922». Критик сообщал:

...

В далекой Чите следят, как могут, за литературой и стараются «в просвещении быть с веком наравне», читают доклады об имажинизме и Ахматовой и ворошат литературную старину. <…> Их <стишки> в Чите пишут по образцам, которые в Забайкалье считаются, может быть, очень свежими.

Кабы вызнать ржаные каноны,

Кабы ведать высот тропари

И дремать под дерновые звоны

До вечорошной, алой зари.

...

Это под Есенина. <…>

И хулиганы в Чите водятся. «И в Ерусалиме собаки лают», – говорит народ.

От поэтической стилизации – к центонности: часть 2-я (…к Т. Кибирову)

Традицию переделки есенинских стихотворений, но уже с привнесением собственных идей в заданную тематику, с внедрением новых семантических рядов при соблюдении авторской стилистики развивает современный московский поэт Тимур Юрьевич Кибиров (настоящая фамилия Запоев, род. в 1955 году, выпускник МОПИ им. Н. К. Крупской). Филолог В. А. Зайцев называет стиль поэта «вольно-ассоциативным, пародийно-реминисцентным». [2135] Т. Ю. Кибиров широко применяет в своем творчестве центонность – использование чужих цитат в собственных стихотворениях.