Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

Прием литературной мистификации, восходящий к древнему народному обрядовому миропониманию, которое проявлялось в ритуальном ряженье, играх, загадывании загадок и подобных фольклорных жанрах и этнографических праздничных моментах, возродился в русской художественной традиции начала XXI века. В информационном вестнике «Самохвал» (это рекламное периодическое издание сети гастрономов) в сентябрьском номере 2003 г. под рубрикой «Улыбнитесь!» опубликовано «Письмо к предкам по женской линии» С. Есенина с редакционным предварением: «Возвращаем нашему читателю известные стихи русского поэта, обнаруженные литературоведом и переводчиком Б. Долагиным в их английской версии». Не только название рубрики и юмористический контекст, в который помещено это стихотворение, выдают в нем своеобразную пародию на есенинское «Письмо матери» (1924). Редакционное предуведомление даже не называет исконное есенинское стихотворение, будто бы послужившее основой для перевода: знающий еще со средней школы читатель сам догадается! Между тем пародирование выполнено по всем правилам: совпадают жанр письма, факт выведения его уже в заглавии (одинаковы начальные части названий), количество куплетов – по девять в каждом произведении. Шаржированность демонстрируют нарочитые «вопиющие несоответствия»: совмещение в заявленной «английской версии» написанных в русской транскрипции английских и французских слов – «хелло» и «маман»; введение в есенинские оригинальные словосочетания неологизмов вроде «в старом макси-платье» и «в своем ветхозаветном макси» вместо «в старомодном ветхом шушуне», что осознается как перевод на «новый русский язык»; указание на «восемьдесят пятый» год – перевернувший общественный строй в России и не существовавший в биографии Есенина; упоминание новейшего сокращения «СОБЕС». Три последних указанных примера демонстрируют намерение осовременить первоисточник – произведение Есенина, показать его актуальность сегодня. Между тем существенно смещены акценты и изменен лирический настрой письма: вместо сыновней привязанности и благодарности матери, исповедального тона произведения звучит назидательная отповедь, низводящая на нет трепетное отношение к наиболее родному человеку и унижающая самого автора подделки. К сожалению, пародист пошел на поводу у бескультурья, и итог его стихоплетства оказался значительно ниже безымянных переделок есенинских произведений, ставших народными песнями. Продолжение традиций фольклорных переделок есенинских стихотворений наблюдается лишь в попытке «продлить» жизнь лирического героя, возводимого народом к фигуре самого Есенина, до сегодняшнего дня. И все-таки как пример популярности стихотворений Есенина среди творческой интеллигентности приведем текст полностью:

Ты жива, моя родная бабка?

Жив и я. Хелло тебе, хелло!

Пусть струится над твоею хаткой

Тихий свет, упавший на село.

Пишут мне, что в старом макси-платье

Ты выходишь часто на панель.

Ты куда идешь, хотел бы знать я,

И о ком грустишь? Не обо мне ль?

Чай, тебе в осенней синей хмаре

Снится все, что сын твой занемог,

И его, зарезанного в баре,

Увезли на неотложке в морг.

Ничего, старушка! Будь спокойна.

Это все иллюзия, обман.

Не такой уж мертвый я покойник,

Чтобы вас не повидать, маман!

Я, как прежде, преисполнен лаской,

И не так уж я навеселе,

Чтоб однажды на поре бунтарской

Не вернуться в хатку на селе.

Я вернусь весною, слово свято.

Лягу спать – будильник заведи,

Только так, как в восемьдесят пятом,

Ты меня, пожалуйста, не буди.

Раз уж мне по возрасту в СОБЕСе

Получить прибавку довелось,

Не буди того, что я отгрезил,

Не тряси того, что не стряслось.

Не учи молиться, бога ради,

Что ушло, того уж не вернешь,

А не то я сам тебе в досаде

Садану под сердце финский нож.

И не жди, чтоб потакал я плаксе,

Прекрати всю эту канитель,

И в своем ветхозаветном макси

Не ходи так часто на панель. [2146]