Это происшествие имело продолжение. Газета «Аванти!» опубликовала большую статью о случившемся в Стабио. Специально для этого города пришлось допечатывать тираж не только «Аванти!», но и газеты «Su, Compagne!». Социалистическая партия Италии открыла там филиал, и на очередных выборах в Стабио победили социалисты. Причем в состав муниципалитета вошла и женщина. Не из тех ли, что хотели заколоть вилами приезжую лекторшу? Да кто ж теперь сознается…
В италоговорящих провинциях Швейцарии был в то время силен католицизм. Монахини держали «пансионы», которые практически являлись женскими монастырями в окрестностях текстильных фабрик, на которых работали девушки. Жалованье этих девушек владельцы фабрик отдавали непосредственно монахиням. После вычетов платы за питание и жильё, штрафов за «прегрешения» и различных церковных пожертвований – что оставалось работницам? Практически ничего.
Анжелика и Мария встали на защиту этих «текстильных рабынь». Несколько номеров газеты «Su, Compagne!» было посвящено этой теме. Реакция оказалась потрясающей. Вся страна заговорила о судьбе бедных девушек. Серия газетных статей Балабановой была издана отдельной брошюрой. Правительство Швейцарии вынужденно вмешалось. Газета, социалисты и профсоюзные лидеры праздновали победу.
Неудивительно, что именно Балабанову послали выступить на съезде вольнодумцев, который должен был пройти в Риме в сентябре 1904 года. Он планировался как совещание рационалистов и научных сил всего мира. Ожидалось, что тысячи паломников отправятся в Италию для защиты антиклерикальной свободы. Папа Римский, который оказался затворником в Ватикане, приказал закрыть все католические церкви на неделю, пока будет проходить съезд.
Балабановой предстояло выступить с докладом о своём расследовании и предложить резолюцию, призывающую упразднить труд заводских работниц под патронажем монахинь. Ей даже обещали, что потом доклад опубликуют прогрессивные журналы по всему миру.
Анжелика не была в Риме с тех пор, как покинула университет. Город показался ей ещё красивее, а небо ярче и голубей, чем когда-либо. Солнце, музыка, множество флагов и огромные толпы оживлённых, поющих и смеющихся людей. Тысячи человек вышли на улицы, несмотря на запрет церкви.
Съезд проходил в здании университета. Заседания были бурными, словно шум улицы плавно перетёк в актовый зал. Люди входили и уходили из него, если видели, что им неинтересна тема или непонятен язык говорящего.
Балабанова была уверена, что, когда настанет черёд выступать, её никто не услышит из-за такого беспорядка. Однако когда она начала говорить, броуновское движение мало-помалу прекратилось. Шум стих. Её слушали в полной тишине, и зал пополнялся всё новыми людьми. Все места уже заняты, даже стоят в проходах, у дверей.
В конце Анжелика пыталась зачитать проект резолюции, но вспыхивающие аплодисменты заглушали её слова. А когда она предложила добавить туда призыв к упразднению частной собственности на средства производства, зал взорвался овациями и мгновенно принял резолюцию.
После выступления она зашла в кафе, куда в бытность студенткой часто ходила с Антонио Лабриолой и другими социалистами. С удивлением увидела, что оказалась в центре внимания всех, кто там присутствовал. Её снова встречали аплодисментами. А после возвращения в Лугано, друзья прислали ей десятки, – нет, сотни! – газетных вырезок с отчётом о её докладе на международном съезде.
«Приглашения выступить на других форумах полились рекой. Я стала знаменитой», – записала Балабанова в своём дневнике.
…В 1904 году на митинге в честь 33-й годовщины Парижской коммуны Балабанова была главным докладчиком. С первых минут она заметила, что её внимание отвлекает одна странная фигура. Этого молодого невысокого человека она никогда раньше не видела. Его горящие глаза притягивали, а неряшливая грязная одежда отталкивала. Он выглядел очень жалким. Массивная челюсть, горечь и беспокойство в черных глазах выдавали парня с головой: это очень неуверенный в себе и исключительно робкий человек.
Когда митинг закончился, Анжелика спросила одного из рабочих-активистов:
– Не знаете, кто этот молодой человек?
– Это безработный, на родине был, кажется, школьным учителем, сейчас скрывается от военной службы в Италии. Спит под мостом, голодает. Утверждает, что он социалист, но, похоже, ничего не знает о социализме. Сильно нуждается.
Анжелику почему-то очень задело положение этого молодого человека, и она подошла к нему, когда тот сидел в одиночестве в задней части зала.
– Товарищ, могу я что-нибудь для вас сделать? – спросила Балабанова. – Я слышала, что у вас нет работы.
Он ответил каким-то истеричным голосом, не поднимая глаз.
– Для меня ничего нельзя сделать. Я болен, я не могу работать, мне не на что жить!
Потом, помолчав, продолжил уже тише:
– Мне просто не везет. Несколько недель назад я мог заработать пятьдесят франков, но пришлось отказаться от них. Издатель в Милане предложил мне пятьдесят франков за перевод брошюры Каутского «Грядущая революция». Но я знаю всего лишь несколько слов на немецком.