Анжелика Балабанова pro & contra известных личностей

– Но я знаю немецкий. И буду рада помочь вам, – сказала Анжелика.

– Вы будете мне помогать? – его голос снова приобрел истерические ноты. – С чего это вдруг?

– Почему бы и нет? Я социалистка. Так случилось, что я выросла в привилегированных условиях и имела возможности, которых вы были лишены. Безусловно, мой долг возместить…

Он был слишком слаб, чтобы противиться этому предложению, и все же было очевидно, что он презирает себя за то, что поддался на него. Она протянула ему руку и спросила:

– Как вас зовут, товарищ?

– Бенито Муссолини, – ответил он слабым голосом.

Глава 5 «Почему я должен страдать?»

ДОЛГИЕ десять лет продолжалось их знакомство. Целое десятилетие Бенито был для Анжелики, наверное, самым близким человеком. Позже она напишет в своих воспоминаниях: «Даже представить себе не могла, что отчасти благодаря моей помощи и сочувствию жалкий бродяга встанет во главе движения, которому я отдала свою жизнь, и что он окажется виновным в самом позорном предательстве нашего времени».

Вот стоит перед вами нервный двадцатилетний юнец – пиджак на голое тело, грязное полотенце вокруг шеи, потерянный бомжеватый взгляд. Вы смогли бы разглядеть в данном типе будущего лидера солнечной Италии? Вот-вот…

В своих воспоминаниях Анжелика Исааковна Балабанова будет говорить об этом человеке с неизменным презрением, называть его станет исключительно на «вы». Хотя в жизни чаще было, конечно, «мы» и «ты».

«Когда мы вместе работали над переводом брошюры, я видела, как много такая работа значит для него, как она стимулирует его амбиции. Он и сам не стеснялся признать, что презирает физический труд», – так она писала.

Его внутри раздирали нехилые противоречия. Так, великовозрастному бамбино не очень нравилось, когда его называли уменьшительно-ласкательно Бенито. А до Большого Бена он явно не дотягивал: всего на полголовы выше Анжелики. Фривольно-одесский вариант Беня этому уклонисту от армии был вообще непонятен.

Можно и просто Бен, но это как-то по-пролетарски, а он всё-таки сын учительницы, сам пытался в школе работать. И родился не в Риме, где скопище рабов испокон веков ублажали недобитую знать, а в самой революционной части Италии, где каждый второй – анархист. А отец-кузнец – тот вообще считал себя учеником Бакунина и примкнувшим ко Второму Интернационалу.

– Мир просто несправедлив ко мне, – сказал уклонист в первый же день, когда Балабанова вела его, как маленького, в муниципальную баню. – Ничего, мне недолго ходить униженным и оскорблённым. Очень скоро мои идеи выстрелят!

Пока никаких идей у подшефного не наблюдалось. И Анжелика быстро почувствовала его дикую нетерпимость к любому давлению и зависимости от кого-либо.

– Товарищ! Я ведь помочь хочу, я скорее коллега, чем учитель!

– Не называйте меня «товарищ»! И я сам учитель! – взъярился молодой человек.

Вчера он получил пятьдесят франков за перевод брошюры, и сегодня уже считал позволительным повышать на неё голос.

Бен менялся буквально на глазах. Прочитав «Манифест» Маркса, потащил Анжелику в пивной зал, где по вечерам собирались мужчины, с удовольствием выясняющие, кто кого из политиков больше уважает. Это место притягивало Муссолини. Он с наслаждением слушал. А через полчаса ввязался в спор, да так яростно, так энергично стал что-то доказывать какому-то интеллигенту с профессорской бородкой, что дело чуть не дошло до драки. По дороге домой она пыталась успокоить молодого спорщика.

– Да ладно! – рассмеялся Бен. – Я просто оттачиваю голос. Но этого бородатого философа я срезал, будет знать!

Кстати, позже и сам стал считать себя философом. Услышав про Гегеля, заинтересовался им:

– О, вот это интересно! Правильно он говорит, что мир делится на две части: Я и не-Я!

Книги по марксизму, которые Анжелика приносила, перестали его интересовать.

– Недостаточно быть бунтарём, – пыталась убедить она. – Невозможно уничтожить несправедливость, просто злясь на нее. Чтобы вести за собой, нужно многое знать, анализировать неудачи и успех. Читай больше!

А он отвечал ей:

– Вот эти две – Ницше и Шопенгауэра – возьму, а на остальные времени не хватит.

Его уверенность в себе росла день ото дня, он стал щепетильным к своей внешности, в манерах почти исчезла истеричность. Всё чаще Бен садился за письменный стол и делал какие-то наброски. «Это очень хорошо, пусть пробует свои силы, пусть учится», – думала про себя Анжелика.

Разница в семь лет позволяла Балабановой терпеливо относиться к его напыщенному эгоизму. «Его индивидуализм, восхваление силы и физической храбрости – это всего лишь компенсация собственной слабости, жажды личного признания и самоутверждения, – пыталась Анжелика сама себя убедить. – Все мачо такие. Сумятица в голове пройдёт, как только он почувствует себя по-настоящему равным другим людям».

Однако он не хотел быть равным кому-то. Он всегда хотел одного – стать первым.

По вечерам они теперь учили иностранные языки. Это давалось ему легко – благодаря абсолютному музыкальному слуху. Но Бен мгновенно забросил словари, когда в руки попался аккордеон.