— Перепутаешь тут, — вздохнул он и, почесав макушку, начал рассказ. — Все до банального просто. Я забрал Котел почти сразу после того, как обрушилась крыша замка. Чего добру пропадать? А что до Йеры… Когда-то из-за нее и ее возлюбленного я не получил желаемого и, ведомый местью, проклял их. Йера стала вороном, а Филберт, который, к слову, занимает в империи должность хьенда, больше не мог разговаривать. Йера забрала рукоятку, без которой Котел Возрождения не работал. Кстати, Авалона не погибла в пожаре только благодаря Йере. Вороненок присоединила рукоять к котлу и помогла юной всаднице выжить. А потом снова забрала рукоять. Проклятие было неснимаемым. Только я мог его убрать. Не так давно я послал весточку, что готов пойти на уступку, снять проклятие, если она вернет мне последнюю деталь Котла. И вот, — он кивнул на железную рукоять в руках Этери, — теперь Котел Возрождения способен возвращать в этот мир души. Не все, конечно. Но способен.
Над вересковой пустошью прошелся теплый ветерок, он взметнул волосы альва, растрепав их. Элфи с удовольствием зажмурился. На его губах играла легкая улыбка. Этери давно догадывалась, что ему доставляет удовольствие знать чуть больше других. В знании сила. Элфи руководствовался этим правилом всю жизнь. Иногда Этери казалось, что альв знает все обо всем. Что было и что будет. И это… больше не пугало. В ее душе, наконец, воцарился покой.
Этери установила железную рукоять, и металл сросся с котлом. Она не знала, чего в этот раз хочет добиться Элфи, но поняла, что готова ему довериться. Шагнуть в пропасть и лететь до тех пор, пока перед ней не появится два огромных дымчатых крыла.
Пока он не поймает ее.
Когда Элфи посмотрел на нее, то увидел в ее туманных глазах вечность. Они одновременно встали на ноги. Ветер игриво подхватил шлейф ее платья, от которого тут же во все стороны разлетелись цветки вереска. Начало конца. Вот как ощущался миг перед тем, как вступить в бой. Элфи взял ее за руки и легонько сжал их.
— Помни, что ты сражаешься не только за королевство, — его низкий обволакивающий голос пронесся над вересковой пустошью, — В твоих руках жизни тех, кого ты любишь. Не позволяй себе сдаться, даже если будет казаться, что все кончено. Ты не проиграешь.
— Я не имею права проиграть, — прошептала она, чувствуя успокаивающее тепло ладоней Элфи.
— Ах да. Чуть не забыл.
Альв сделал пас, и на его руке появился стилет с длинным острым лезвием. Этери узнала клинок, и в ее глазах вспыхнул огонь.
— Это полнейшая глупость — выходить с одним клинком против целой армии всадников! — с чувством произнес Элфи, протягивая ей дорогой сердцу подарок Авалоны. — Но еще более полнейшая глупость — это вставать у нас на пути. Выиграй
Этери перехватила стилет. Прекрасный баланс, удобная рукоять и острое лезвие. Как же она скучала по нему!
Элфи улыбнулся ей. Но не насмешливо, с превосходством, а мягко и тепло. Улыбка, от которой таяли льды и которой, вопреки гласу разума, хотелось поверить. Тыльной стороной ладони Элфи погладил Этери по щеке. Нежное прикосновение обожгло, а потом ее с ног до головы опутали сапфировые ленты.
Тепло сменилось морозом, легкий ветерок — колючей вьюгой, а чистое небо заволокло тучами. Наступил час расплаты.
Тик-так.
Лейн
Зимний Сад никогда еще не видел такого количества всадников. Он не должен был стать местом для казни. Но каждое дерево, покрытое тонкой коркой льда, каждая веточка, сгибающаяся под тяжестью гроздей багряных ягод, и одинокое зеркальное озеро — все они в этот день стали свидетелями бесчинства, устроенного Фонзи Баррадом.
Лейн не мог поверить, что совсем скоро здесь, посреди красивого зимнего пейзажа, прольется его кровь. Она запачкает белый снег и извратит чистоту его сада. Впрочем, мужчина ни о чем не жалел. Он убедился в этом окончательно, когда всадники культа Пресвятой Морриган вывели из замка Авалону, Кевина, Фейт, Иэна и его маленькую дочку. Их руки были скованы кандалами. Длинная ржавая цепь соединяла оковы, а ее конец удерживал хьенд Баррад. На его губах расползлась зловещая улыбка. В этот знаменательный для хьенда день на нем был надет не привычную черный доспех, а алые, словно последний горюющий закат над Ареморикой, латы. Нагрудник исписан золотым узором, на поясе в ножнах меч. Фонзи улыбался, чувствуя себя победителем.