АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Чуткую душу Яноша я знала уже по письмам. Личное знакомство подтвердило это впечатление. Нас сближала общая любовь к Сане и боль от того, что порой поступки его не вписывались в любимый нами образ. Янош бесконечно сочувствовал мне. Было у него недоумение и по собственному поводу: в «Архипелаге…» следствие Яноша было преподнесено не совсем точно, хотя Янош подробно описал все Александру Исаевичу в ответ на его запрос.

Пользуясь тем, что я находилась не в СССР, я послала открытку Сане, адресовав ее в Швейцарию. Меня мучило, что мы плохо с ним расстались, и я написала ему несколько добрых слов. До сих пор не знаю, дошла ли до него эта моя открытка.

За несколько дней до моего отъезда в Москву мы с Яношем и Магдой приехали в Будапешт (Янош на весь срок моего пребывания у них взял отпуск на службе). В Будапеште состоялось мое знакомство с семьей Тибора — еще одного бывшего солагерника Александра Исаевича по Экибастузу. Тибор даже больше Яноша знал Александра Исаевича. Он в свое время был «бригадником» Сани — работал под его началом, когда Саня был бригадиром.

Мы опять много говорили о прошлом. Речь зашла о посылках, которые наша семья ежемесячно посылала Сане. Тибор был удивлен: никто в бригаде об этом ничего не знал.

Тибор сделал мне бесценный подарок: вылитую им самим из меди фигурку Будды, как бы в качестве иллюстрации к главе «Улыбка Будды» из «Круга первого».

С грустью расставались мы с Яношем, расставались, как покажет будущее, не навсегда, а переписка между нами продолжается до сих пор.

В середине июня я снова в Москве. Константин Игоревич еще в Венгрии, а потому никаких новостей, связанных с судьбой моей книги.

Опять тревожусь за «Борзовку». Спешу туда. Перед нашим домиком целая гора ящиков, бесцеремонно наваленных соседями — семьей заместителя председателя кооператива. Как раз вышла его жена.

— А что, если бы я приехала на машине? — спрашиваю я ее.

— Ну и что же? — отрубила она.

Одновременно вижу еще одну дачницу, смущенную тем, что я застала ее ломающей ветки сирени под моим окном. Чувствую себя как бы вычеркнутой из числа здесь живущих.

Наш участок зарос травой по плечи! Еще прошлым летом у «Бор-зовки» был свой косарь. А теперь надо искать выход. Договариваюсь о косьбе со сторожем и уезжаю в Рязань, чтобы приехать сюда уже на машине. В рязанской квартире все благополучно. Надо поскорей навестить тетю Маню в ее интернате. Добрый друг наш Николай Павлович Иванов вызвался сопроводить меня к ней и даже съездить со мной на выходные дни в «Борзовку».

Тетя Маня рассказала нам, как однажды к ней вошел кто-то из интернатского начальства и угрожающе сказал: «Оказывается, Вы — родственница Солженицына?!» «Какая я ему родственница? — поспешила отречься испуганная тетя Маня. — Моя племянница в разводе с ним». Обошлось. Больше ее не трогали.

Николай Иванович — большой поклонник Александра Исаевича, всячески старается помочь мне. Мы едем с ним в «Борзовку», по дороге запасаясь удобрениями и саженцами.

Участок наш оказался уже скошенным. Многие цветы разделили участь травы, но многие и уцелели. Особенно радовали глаз ярко-розовые люпины. Фотографируем друг друга и… за дела.

В эти два дня присутствия Николая Павловича мне пришлось в полной мере оценить, что значит мужчина возле тебя, когда кругом нет друзей, а есть чужие, да еще перепуганные люди… Как, в самом-то

деле, вести себя с женой только что изгнанного из страны человека? Как была благодарна я Николаю Павловичу, что он поехал со мной! Я чувствовала себя уверенно, да и все нелегкие хозяйственные дела и проблемы были разрешены. А уж когда приехал за моим сеном трактор с пьяным трактористом за рулем, свалил электрический столб и лишил всех дачников электроэнергии, присутствие Николая Павловича было поистине спасительным!

Председатель кооператива с оформлением меня владелицей дачи по-прежнему тянет. Прибавляет еще один аргумент: я — не жительница Московской области. Для Александра Исаевича в свое время было сделано исключение, но это не означает, что оно будет сделано и для меня. Он объясняет мне трудность своего положения: на работе его упрекают, что он хочет их ведомственный участок передать жене «врага народа», а ведь желающих много и среди ничем не запятнавших себя сослуживцев — сотрудников Постпредства УССР.

Я поняла, что без вмешательства АПН мне не видать дачи — моей благодатной, моей любимой «Борзовки». Лишиться ее, похоронить себя в Рязани — нет, невозможно. Значит, не миновать просить об этом Константина Игоревича. К этому времени он вернулся из Венгрии.

Еду в Москву, звоню ему на работу. Редактор мой рад моему звонку: сейчас здесь находится представитель издательства «Ален Даво» (Же-нева-Париж) Александр Арманд. Он очень хочет встретиться со мной.

Встреча эта — фактически интервью — состоялась 18 июня в кабинете директора издательства АПН. Я, как всегда, отвечала на все вопросы с полной откровенностью. Разговор переводила И. Т. Бахта, — позже она станет переводчицей моей книги на французский язык.