И можно сказать, что телесная близость предназначена быть физическим выражением искренней душевной близости и единства, уникального личностного общения; это символ того, что двое соединяют свои жизни в одну во взаимной любви. А в проституции происходит разрыв одного и другого – телесное соединение совершается на условиях торговой сделки, личной выгоды, при намеренном дистанцировании от внутреннего мира другого человека. Здесь мы снова видим диавольское извращение божественного плана, предназначенного Богом для людей. Можно утверждать, что нечто сопоставимое произошло и в райском саду: вспомним, что после слов змея Ева увидела, что «дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно…» (Быт 3:6). Глядя на взращиваемый Богом духовный плод познания, Ева увидела в нем в первую очередь источник чувственного удовольствия; подобающее благоговейное отношение к тайне сменилось мыслью об удовлетворении собственных потребностей.
Тексты Библии свидетельствуют, что отношение к другому как к средству влечет за собой тяжелые духовные последствия[361]
. Яркая картина приводится в ветхозаветной книге Притчей: «безнравственная» женщина завлекает юношу к себе вкрадчивыми обещаниями, хотя она замужем – и в результате «он пошел за ней, как вол идет на убой» (Притч 7:22). У юноши не хватает сил сопротивляться влечению к ней, но все его существо как бы восклицает: «Это не то!» Образность Откр 17 говорит о тех же реалиях. Можно сказать, что для блудной женщины-Вавилон другие люди ничего не значат; она пользуется ими, играет ими, и когда выпьет из них все соки, не замедлит выбросить за ненадобностью. Как много теряют те, кто оказался прельщен ее чарами! Они растратили свою созидательную энергию, они не будут способны построить глубокие отношения, не откроют свое подлинное «я» в единстве с другим человеком, не смогут прорасти друг в друге взаимной любовью…Можно подытожить наши размышления следующим образом: женщина-Вавилон красива и привлекательна, она манит всевозможными благами и удовольствиями, притягивает к себе доверчивых людей, которые надеются обрести с ней счастье. Но первое впечатление обманчиво, ее внешняя красота – всего лишь маска, за которой скрыты внутренняя холодность, беспринципность, ненасытная алчность, желание превзойти всех и готовность идти к своим целям «по трупам». Внутри золотой чаши в ее руках – мерзости убийств и распутства (Откр 17:4). Свою красоту блудница-Вавилон хладнокровно и расчетливо использует как товар. «Это означает, что обещания счастья с ней – лишь иллюзия. Даримые ей удовольствия быстротечны и эфемерны, они оставляют после себя привкус горечи. Ее красивая внешность – ловушка, за маской лишь зияющая пустота. Ее глаза горят блеском – но это блеск алчности, чующей деньги»[362]
. Таково истинное отношение к людям, царящее в «царстве зверя».В повествовании Апокалипсиса Иоанн описывает свои видения и очень редко говорит нам о своих эмоциональных реакциях на них. Самой сильной можно считать эмоцию, проявившуюся в начале цикла небесных видений, – когда никто не смог открыть книгу, Иоанн много плакал (Откр 5:4). И теперь в Откр 17 встречается второе указание на яркую эмоцию – видя женщину-Вавилон, Иоанн «дивился удивлением великим». И ангел спросил его «что ты дивишься?» Современные библеисты обращают большое внимание на это выражение эмоции, и предлагают разные интерпретации, что могло означать это удивление, какие именно переживания могли за ним стоять:
1) Удивление – непонимание. Вероятно, Иоанну не сразу стало понятным, кто эта женщина, что это за видение, о чем оно. В тексте несколько раз сказано, что здесь есть некая «тайна». Ангел сообщил Иоанну духовный смысл видения, что женщина есть Вавилон, и далее открыл некоторые детали о воздействии Вавилона на царей. Но данное толкование не объясняет, почему эмоция была такой сильной – ведь Иоанн не просто «недоумевал», а «дивился удивлением
2) Удивление – состояние «глаз не оторвать». Некоторые комментаторы считают, что Иоанн замер словно в оцепенении, потому что сам ощутил на себе воздействие обаяния Вавилона – и тогда можно предположить, что слова ангела «что ты дивишься», прозвучали отрезвляюще и «стряхнули» с Иоанна наваждение Вавилона.