Аполлинария Суслова

Наделенная большим умом, сильным воображением, добрая в порывах, но и беспощадная со всяким, кто стал бы поперек ее желаний, иногда самых фантастических, она руководилась в жизни не реальными обстоятельствами и не действительными потребностями, но произволом воображения и часто прихотей. Во мне сохранилась прежняя привязанность к ней и присоединился только постоянный страх к какому-нибудь несчастью, катаклизму в нашей жизни; особенно я боялся ее нередких намеков, что она несчастна и что у нее есть желание покончить с собою. Все время брака я был как бы парализован этим опасением и был безволен в своем отношении к ней. Думаю теперь, что при большей зрелости ума и жизненном опыте, что если бы я был сам более тверд, равнодушен к ней, даже более деспотичен, – наша жизнь пошла бы устойчивее. Но тогда у меня было только одно желание: не возбудить в чем-нибудь ее ропота и сохранить мир в семье. Но мира этого не было: узнав ранее заграничную жизнь и почти постоянно до брака живя в столицах, она скучала в провинции, где я должен был жить по месту своей службы учителя прогимназии, тяготилась и не интересовалась учительскою обстановкою и всеми людьми, скромными, но порядочными, составлявшими уездное общество.

В. В. Розанов. [Прошение на Высочайшее Имя] [1901]. С. 114.

Первый мой брак был заключен зимою 1881 года, длился до августа 1886 года, все время был несчастный (хотя заключен с моей стороны – по крайнему уважению, а с ее – по влюбленности), сопровождался один раз разъездом (месяцев на 5), неоднократным переходом моим в гостиницу (от домашней свары), был бесплоден и, не скрою от Вас, не чист (между женою и мужем не было совершенного или надлежащего целомудрия, о коем молился Товит). Уходил от свары (постоянно занимаясь наукою) в гостиницу я (жена приходила и, извиняясь, упрашивала вернуться), на 5 месяцев уехала она (из Брянска – в Орел).

B. В. Розанов – Антонию, митрополиту С.-Петербургскому и Ладожскому. C. 694.

Лучшее удовольствие – врать на меня всякую околесицу… знакомым, заходившим к нам после обеда («я сплю»). Я слыхал и удивлялся: «Что это Поленька врет! Неужели она это в самом деле думает?»

В. В. Розанов – А. С. Глинке-Волжскому. С. 114.

«Бедная моя Поленька! Бедная моя Поленька!! С тобой что-то случится», «ты умрешь», «у тебя рак будет», «ты бросишься под рельсы».

И сколько я ее с фонарем, тоскуя, отыскивал в Брянске, когда она – «беспричинно уйдет от меня».

В. В. Розанов – А. С. Глинке-Волжскому. С. 114.

В 1886 г. меня кинула 1-я жена, на которой я женился еще студентом, по моральнейшему поводу: «очень гордая», «страстная», «легитимистка» и проч., и проч., страшно стильная женщина, начитанная – ей было 38 лет, когда я с нею встретился в 8-м классе гимназии. Я полюбил ее последний день, и хотя она соглашалась любить и жить со мной «так» (и была уже), я (ведь знаете мальчишеский героизм) потребовал венчания.

У нее был закал и стиль – для гостиных, лекций, вообще сует; и никакого быта, никакой способности к ежедневной жизни. Промаялся я 4 года, и она (по-видимому, влюбившись в юношу-еврея) кинула меня, жестоко и беспощадно, как она все делала. А вообще она страшно была паталогически жестокий человек: а влюбился я прямо в стиль ее души. Что-то из католических кафедралов, хотя русская, народная – муть, маята.

В. В. Розанов – Н. Н. Глубоковскому // Русская литература. 1989. № 3. С. 230.

…Помните и знайте, что какое бы горе у меня ни случилось, когда бы мне ни пришлось, хоть в будущем далеком, вынести унижение и позор, первая мысль моя будет не о нем, а о Вас, не о позорящем меня человеке, а о Вас, меня позорившей и на меня [?].