Извините меня, что я долго Вам не отвечала – я то больна была, то было некогда.
Я передала книгу, которую Вы мне прислали, и Ваши слова, которые Вы писали мне, Аполлинарии Прокофьевне Сусловой, она передает Вам, что потому оставила книгу и ушла сама, не повидавшись с Вами, что боялась Вас обеспокоить, что, не поняв хорошо Ваших слов, и думала, что Вы говорите книгу принести, а не самой ей прийти. Ее адрес теперь: Versailles, rue Mademoiselle 19, chez m-me la Contesse de Salias.
Она сказала, рада будет, если Вы ей напишите. Прощайте. Будьте здоровы и благополучны.
Ф. М. Достоевский. Записная книжка 1863–1864 гг. С. 133 // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 6. С. 18.
Здесь хорошо. И вот чудо – немцы нравятся мне более французов. Хозяйка, голландка, закармливает меня тартинками и запаивает пивом. Едят они раз по пять в день. Хозяин – угрюмый, на душегубца похож, но добрый. Кроме меня, у них жилец француз с женой. Хозяйка рассказывала, какие он делал с ней условия на бумаге (на 6 недель), удивлялась его недоверчивости. Условия, например, чтобы блох не было. Какая подлость и как это похоже на француза! Кухарка, немка, пресмешное первобытное существо, наивное создание. Когда была дурная погода, она очень тосковала, что на родине [в] Мекленбурге погибнут les grains[108]
, посеянные ее отцом. Она даже хотела сбежать. Каким образом ее присутствие могло помочь les grains – неизвестно. Теперь она иногда подходит ко мне и спрашивает: «А что, m-lle, как вы думаете, будет завтра дождь?» Я говорю: может, будет, – но, вспомнив заветное les grains, прибавляю, что если и будет, то в одном Спа.Добрейшая Графиня!
Я сейчас получила письмо от m-me Маркович, адресованное в Версаль. Она меня уведомляет, что Бенни[109]
начал узнавать о возможности женщине посещать медицинские лекции и ему обещали, что можно. Она мне пишет, чтоб я приехала в Париж – с бумагами сестры (в четверг 28 июня), предполагая, что я в Версале. Это значит уже начинать дело. Вы себе представить не можете, как я рада за мою сестру! Я готова все бросить и ехать в Париж, но, к счастью, у меня нет никаких бумаг сестры.Сегодня же я получила письмо от отца, который мне пишет, что я могу оставаться за границей столько, сколько нахожу нужным, и просит меня узнать, можно ли где за границей слушать медицинские лекции моей сестре. Он только что получил письмо сестры об изгнании женщин из Медицинской Академии[110]
и просит меня ее утешить. Какой он добрый, Графиня! Он делает гораздо больше, чем можно требовать, и мне совестно перед ним, что он трудится и зарабатывает деньги, на которые я живу в свое удовольствие за границей. Он от меня никогда не спрашивает отчета, а только пишет всегда, когда и сколько прислать денег.Я ему писала, что во время моей болезни Вы были со мной, и он в самых горячих выражениях благодарит Вас.
Я сейчас же буду писать моей сестре, чтоб она ехала или присылала свои бумаги.
Я привыкла с Вами советоваться и к Вам во всех случаях обращаться, Графиня. Вы меня извините, если письма иногда бестолковы.
У нас здесь хорошая погода, но изредка бывают ненастные дни. Отец пишет, что в России страшная засуха, в южных губерниях все хлеба погорели.
До свидания, желаю Вам быть здоровой.
В свободное время, надеюсь, мне напишите, что не оставите меня без известий о Вас.
Ваша А. Суслова.
Р. S. Мое здоровье гораздо лучше, но я думаю, что зимой, особенно если буду хандрить, – нездоровье возвратится.