Апология

Звоню приятелю, узнав мой голос, он спрашивает: -- Как? Ты в Горьком? -И я не знаю, что ему ответить, что, собственно, имеет он в виду: в подпитьи ли, обмане, заблужденьи, весельи, -- я не знаю, право, но в чем-то "горьком" явно нахожусь (а детям тут охота крикнуть "сладкий", противно детям "горький" говорить). Разглядываю лица и одежду: знакомых нет (и не было быть может) и надо жизнь здесь начинать с нуля, как набирают телефон бесплатный: -- Алло! Пожар! Милиция! Больница... Или : "Прошу вас, назовите номер. Здесь жил когда-то старый мой приятель. Его зовут... и назову его. А мне ответят: "Нет такого". Ишь ты! Как любят "нет такого" говорить. Да разве я кого-то переспорю? Вот я в витрине скромно отражаюсь. Вот в трубку телефонную дышу. А все ж, желаете до правды докопаться? Могу вам адрес тут же обозначить: там есть стеллаж, как постамент, из стали, под изваяньем юности бумажным, взгляните сами - кто стоит на "А"? А здесь я прохожу под тыщей окон, дымлю своей двадцатой папиросой, блаженно забывая о зиме. 2 марта 85.

x x x Ночь приходит, она в шубке из черных кошек.

Черствая в небе луна -в восьмикопеечный коржик

в школьном буфете, давно, со стаканом мутного чая,

липа скребет окно, двор -- метелка Бабая.

Два раздолбая растут, сокрушая казенную мебель.

Как облака плывут медленно в синем небе...

Между паркетин и небосводом витаем,

пьем из Кастальской струи и сигареты стреляем.

Нас из пиратских шхун вынул времени вектор.

Мост не взорвали, -- лгун оказался директор.

Сдержишь шаги свои, узрев за чьей-то спиною

мрамор лестницы и служащих "Метростроя"*. 20 марта 85 ________

*здание горьковской школы No49 было отобрано под "Метрострой"

x x x Затеряться в толпе незаметных людей с восторгом, затереться в трамвайную прозу c cорванным горлом, передавать нагретый пятак на билетик, занимать сидячее место в транспортном кордебалете.

Причесывать волосы по утрам, исчезая из зеркала, узкой расческой, не останавливаться, проходя, у газетных киосков, забывая ночь на свету -- обрывки ночного бреда, вечно дымя на ходу недокуренной сигаретой.

Видеть как лед плывет по гладкой воде в апреле, подталкиваемый вперед солнечною форелью, греметь опавшей листвой, просыпающимся бульваром, ощущая над головой небо, ставшее старым.

Видеть в черных деревьях графику собственных мыслей, замечать одиноких женщин, усвоивших несколько истин, до которых других доводит отчаянный возраст, увидев N, -- удержать естественный возглас.

Ходить по правой стороне одной и той же улицы годами, встречать одни и те же лица над торопливыми шагами, каждое утро за тысячей спин вбегать на уползающий эскалатор, мимо блузок и шуб, вот еще один падает в мраморную прохладу,

мимо шоколадных панелей и теплящихся лампионов, мимо таких же, как ты -- призеров и чемпионов, под баритон или альт ошеломительных правил, мимо миллионов лиц -- миллионов стершихся фотографий. Ждать поезда -- нарастающий звук -- вас уносит поезд, ждать вечера, ночи, утра, лета, не беспокоясь, что они никогда не придут -- для тебя исчезнет весь этот мир возносящих и опускающих лестниц.

Новые двери, вещи, лица, глаза, объятья, новые президенты, слова, войны, платья, новые зимы, песенки, дети, тарифы, новые календари, грачи, елки, цифры...

Я устаю от своего лица, от своей походки, я отличаю в толпе, кто мои одногодки, я видел девочку из нашего класса, теперь -- певица в шикарном ресторане, куда вечером не пробиться.

Как блестят у нее глаза над рукой с микрофоном, она поет не одна -- на другой -- такое же платье с серебристым шиффоном, очень белые плечи у обеих певиц, очень стройные спинки, но не надо приближаться -- не увеличивать лиц - пусть не меркнут картинки.

Пусть мигают цветные лампочки и высокий голос заполняет притихшую залу от потолка до пола, пусть его вожделенно слышат опоздавшие "гости", давая швейцару сколько положено -- с одного, сколько положено -- с пары.

По часам, по кругу вечно бегущие стрелки, вечно застывшие, вечно замершие на делениях мелких, маленькие шажки, маленькие остановки жизни в бесконечно привязанной к тебе отчизне.

День и ночь чередуются, как карты в пасьянсе, меняются местами, как пара на киносеансе, чтобы увидеть вдвоем звучащее как далекая арфа за головами передних рядов завораживающее ЗАВТРА. 17 марта 85

x x x Валерий Чкалов, фонари, край башни, уханье оркестра, звезда над полюшком горит, упасть приискивая место.

Топтанье сдвоенных фигур по набережной вдоль ограды, и приблатненных местных дур неодобрительные взгляды. 21 марта 85

x x x Лицо с возрастною оснасткой в подробной штриховке морщин мне кажется тесною маской, такой, как у прочих мужчин. Мне эти ухмылки и знаки и ерническое торжество с глазами бездомной собаки на свете знакомей всего. 24 марта 85

x x x Прошла зима и облупился пласт оштукатуренной стены, как будто воспаленный глаз глядит в меня из старины.

Он был бордовым -- этот дом, а двор под ним -- в булыжных лбах и небо с хлопавшим бельем скрипело на шести столбах.

"Дом -- это грусть", идешь назад, но странно движешься вперед, остановив в прошедшем взгляд -увидишь в будущее ход.