Ибо дело это люди, уверовавшие в Бога: «Разве не знаете, что вы Храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят, а этот храм – вы» (3:16–17). И не только Бог, но и сам Павел, готов покарать разрушителя храма – общину. Тем более, если этими разрушителями являются сами верующие – камни Храма. И не надо искать виновных в плохом строительстве стен храмовых, ибо все заняты общим делом его сооружения. Надо лишь помнить, что любое отклонение от праведности ведёт к разрушению. Павел здесь предельно осторожен в выражениях: он связывает коринфян со святостью камней Храма и предостерегает от случайных обольщений. Считающим себя «мудрыми в сем веке» он предлагает быть «безумными», чтобы прослыть мудрыми, но уже в ином мире, мире Бога, сумев польстить их самолюбию. При этом не надо забывать, что призывы к другим, чаще всего рождаются из глубины собственного душевного сомнения, обращенного к самому себе, к собственному опыту, «ибо при этом можно воспользоваться укорами собственной совести». Он, по прежнему, склонен к «перевёртыванию» смыслов: «мудрый в веке сем» – «будь безумным» – «чтобы быть мудрым». Он находит в этом утешение, в первую очередь, для самого себя, ибо вряд ли его собеседники способны оценить его словесные экзерсисы: «Ибо щедрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: улавливает мудрых в лукавстве их» (3:19), обращаясь за поддержкой к Иову. И завершающий, уничтожающий удар в сторону Мудрецов, как ненадёжных в серьёзных делах: «Господь знает умствования мудрецов, где они суетны» (3:20) (Пс. 93, 11) и надеяться на них было бы опрометчиво. Развенчав своих противников, в сущности, неназванных, безликих, он подводит обнадёживающий итог: «Итак никто не хвались человеками, ибо все ваше: Павел ли, или Аполлос, или Кифа, или мир, или жизнь, и смерть, или предстоящее или будущее, – все ваше, вы же Христовы, а Христос – Божий» (3:21–22). Здесь Павел пытается стать почти философом, сводящим все тленное и суетное в их изначальной духовности к «единому» – Богу.
После преображения по дороге в Дамаск, он, по видимому, претерпел и психологический надлом, сохраняя эмоциональность и взрывной характер, но приобретя черты понимания, милосердия, сострадания и терпимости. По крайней мере, к единоверцам. Развившееся с годами чувство ответственности за доверившихся ему последователей, чувство старшего по отношению к ним и более мудрого постепенно приобрело в нем своеобразное качество «отцовства» во главе семьи братии, которое он разделял в своём сознании с Богом Отцом.
Но Павел продолжает своё увещевание «неразумных» коринфян: «Итак каждый должен разуметь нас, как служителей Христовых и домостроителей тайн Божиих. От домостроителей же требуется, чтобы каждый оказался верным» (4:1–2), определяя тем самым разделение на «нас» – хранителей тайн и «служителей», готовых к исполнению. От «домостроителей» требуется быть «верным», «верным» самому себе в выбранном им пути и принятым на себя обязательствам. Именно это и имеет в виду Павел, говоря о своей независимости от мнения людских: «Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или как судят другие; я сам не сужу о себе. Ибо хотя я не знаю ничего за собою, но тем не оправдываюсь; судия мне Господь» (4:3–4). Он признаёт над собой превосходство высших сил, но не людских. Никто их людей, в том числе и апостолы, что читается между строк, не могут ему указывать и судить его. Скрытая полемика в отстаивании своей автократии сквозит во всех его Посланиях. Он, прав, потому что Бог с ним! Но всё же тени сомнения никогда не оставляют его лихорадочно пульсирующее сознание: «Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, тогда каждому будет похвала от Бога» (4:5). И тут же следуют практические рекомендации по приложению сказанного: «Это, братия, приложил я к себе и Аполлосу[12]
, ради вас, чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что написано».