Апостол Павел в свете Посланий

Не важно, кто учил, то важно, чему научены, но не «сверх того, что написано». И не «превозношению одного перед другим». «Ибо все, что имеете», получено от учителей, а не достигнуто собственными силами. Но вы «возгордились, будто постигли уже сокровенное»: «Вы уже пресытились, вы уже обогатились. Вы уже стали царствовать без нас» (4:8). Т. е. «вы» стали считать себя не равными учителям, но выше их. Но именно в этом Павел им решительно отказывает: «О если бы вы и в самом деле царствовали, чтобы и нам с вами царствовать!» (4:8) И поясняет своё отличие от новых претендентов на «царствование»: «Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренным к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков» (4:9). Глубокая убеждённость в своей особой предназначенности сквозит в этих словах: он изначальная жертва в выполнении своей миссии. А «вы» готовы разделить нашу участь? И не когда-то, но сейчас, ибо мы – «последние». Перед Пришествием.

Он будет всегда «особенным», отличным от самозванцев. И потому совместное «царствование» с ними для Павла невозможно: «Мы безумны Христа ради, а вы мудры в Христе, мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в нечестии». Хотя эти противопоставления и звучат несколько иронически, по крайней мере, к достоинствам «вы», но чтобы ещё более подчеркнуть эту невозможность, Павел продолжает в нарочито уничижительном сравнении: «Даже доныне терпим голод и жажду и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (4:11–13). Весь спор, отметим, идёт только на эмоциональном уровне, вне сферы рационального дискурса. Для Павла это норма.

Но психологически, приведённый отрывок является показательным для творчества Павла. Он выплёскивает на суд человеческий всю скорбь выпавшей ему судьбы и гордость за свою возможность её осуществления. Искус самоуничижения он возводит на пьедестал служения высокой цели божественного предназначения и прямого исполнения воли Бога. В самой этой «скорби» он находит оправдание в подражании быть «как Христос» и опору для осуществления служения, видя в ней, прежде всего повод для высказывания радости бытия в ней.

Но существующее в глубине души ощущение «сора для мира» существует, и он недаром так ценит высказываемое в его адрес, хотя и нечастое, почитание, не приминуя его при случае вспоминать. Он нуждается в похвале, ободряющем слове, чтобы не говорил он по этому поводу. Он – всего лишь человек. Особенно, учитывая глубоко спрятываемый им комплекс неполноценности, нуждающийся не только в самоутверждении, как в приведенных выше стихах (мы «особенные», обладающие «своей мудростью»), но в признании со стороны других. Иначе бы он не повторял этого с настоятельной настойчивостью. И не совершал бы визиты в Иерусалим к нелюбимым им апостолам.

Но все же, подлинная скромность не хвалится своими страданиями, хотя и претерпеваемыми во имя святой веры. Она терпит исполнение своей участи молча, без слов.

N. B. Отметим литературный стиль этих стихов. Здесь Павел поистине вдохновенен. Он произносит их в едином порыве, на одном дыхании, из глубины души. Здесь он настоящий поэт.

Но проза жизненных обстоятельств требует своего. И Павел возвращается к своей роли наставника, но «вразумляющего возлюбленных моих». Тема «рождения к новой жизни» для Павла утвердилась в качестве важнейшего момента при формировании чувства «особенности» в предназначенности к миссии апостольств: «Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием. Посему умолю вас: подражайте мне, как я Христу» (4:15–16). И как любой отец Павел предлагает в качестве образца самого себя – типичный случай семейной педагогики. Кстати, тот же принцип подражательства Павел практикует и применительно к самому себе: символ посредничества сопровождает всю его деятельность. Он характерен для психологических его установок: Павел «общается», подражая Богу через Христа, а верующие с Христом через него. Прямое общение для него чуждо, или, по крайней мере, непривычно: всегда должен быть кто-то «между». Наставник, церковь.

И Павел шлёт в Коринф такого посредника: Тимофея, «моего возлюбленного и верного в господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе, как я учу вежде во всякой церкви (4:14). Сохраняя во фрагменте «семейную традицию». Но отец может быть не только благожелательность, но и строгим. И Павел не преминул это обозначить: