Читаем Апостол свободы полностью

Это был его второй приезд в Хасково — город, известный давними традициями борьбы против греческого господства в делах культуры. В 1852 году учитель Атанас Дупчанин был убит грекоманами, и греческий митрополит воспользовался этим предлогом, чтобы закрыть болгарскую школу. А в 1872 году именно школа, вновь открытая, стала центром деятельности патриотов. Ее учителями были Петр Берковский, который познакомился с Левским в Белграде, где в 1865–1869 гг. учился в семинарии, и Стоян Займов, автор известных мемуаров, а в то время — очень молодой человек, занимавшийся с учениками самого младшего возраста. «Цвет Хасковской молодежи», уже закаленной в борьбе с греческим духовенством, собрался вечером в комнате Берковского, чтобы организовать комитет и принести присягу на кресте, сделанном из кинжала Левского и его револьвера. Потом началось веселье, возбуждение долго не утихало, Левский пел всю ночь до полного изнеможения. Заимову, как и Обретенову, особенно запомнилась песня «Давно ли ты, девица, пошла в монашки», которую он пел «божественно». Берковский и Займов накупили на рынке самой дорогой еды, чтобы принять гостя как следует. Однако Левский не любил тяжелой пищи и предпочитал фрукты, особенно сладкий виноград «тамянку», который мог есть целыми корзинами. Новый комитет стал в изобилии снабжать его виноградом, яблоками и грушами, а дорогие блюда поглощал Мирчо Попов, патриот с наклонностями гурмана, которого Берковский отрекомендовал Левскому как «любителя музыки и анисовки»[218].

Но дни, когда он с легким сердцем отдавался веселью, песням и танцам, подходили к концу. Возможно, Левский уже что-то слышал о нападении на обоз и о массовом расследовании полиции; 7 октября Ловечский комитет послал ему короткое паническое письмо, которое свидетельствует, что его члены были парализованы страхом и пребывали в полной растерянности. Автор письма, — вероятно, поп Крыстю, — просил Левского скорее приехать в Ловеч и обсудить, что делать дальше, и при этом упоминал, что другие члены комитета считают, что риск для него чересчур велик. Левский не стал менять свои планы. Очевидно, он полагал, что потратит свое время с большей пользой, укрепляя организацию в других округах, чем если сломя голову бросится прямо в осиное гнездо. Власти не знают, кто ограбил почту, и если комитет будет сидеть тихо и держать язык за зубами, буря пролетит мимо. Он поехал в Стара-Загору, где создал окружной центр 9 ноября, а затем в Котел; там он остановился у сестры Раковского Неши и даже пел в церкви св. Петра и Павла. Очевидно, именно в Котеле он узнал об арестах и понял: пришло то, что он всеми силами старался предотвратить.

Пребывание Левского в Котеле было внезапно прервано, когда полиция начала обыски в городе, а субаши (глава местной полиции) послал за попом Иваном, председателем местного комитета; он показал ему фотографию Левского и закричал: «Поп-эффенди, знаешь ли ты этого врага империи? Нам известно, что он приехал в Котел, ею нужно разыскать и поймать!». В два часа ночи Левский в сопровождении члена местною комитета выехал из Котела и через горы отправился в Сливен. Оттуда он вернулся в Стара-Загору, куда прибыл не позднее 20 ноября. 21 ноября отец Матей разыскал ею в Стара-Загоре и передал ему два письма от Каравелова, которые были получены в Тырново в начале месяца.

В первом письме, от 30 октября, Левскому предлагалось принять спешные меры для освобождения арестованных, пока все не открылось. Второе, написанное день — два спустя, гласит:

«Брат Васил,

Ранее мы писали тебе и звали на подвиг, но наугад. Теперь же сообщаем, что обстоятельства требуют от нас проявить отвагу и начать революцию; мне не нужно объяснять вам причины, которые ты сам знаешь, мы просто говорим вам, что нужно идти в бой, не теряя ни минуты. Всем здешним юнакам уже написано, и они переправятся на ту сторону, и мы надеемся на помощь Сербии и Черногории.

1872, ноября 2 Карамустафа Бучукоолу»[219].

Причины, по которым Каравелов призывал к немедленному восстанию, он объясняет в письме к Георгию Живкову:

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Болгария»

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное