Апостол свободы

Вместе с отцом Матеем Левский едет в Пловдив. Тырновский комитет дал отцу Матею наказ не разрешать Левскому ездить по стране; нужно уговорить его остаться в одном месте, а еще лучше привезти его в Тырново и потом переправить в Румынию, где ему не грозит арест. В Пловдиве Левский посетил Найдена Герова, переодевшись угольщиком и оставив у его дверей лошадь, груженную углем. Возможно, не кто иной, как Геров сообщил Левскому, что за его поимку объявлена награда в 50 000 грошей. Консул России был весьма встревожен и советовал Левскому бежать через Константинополь, но Левский считал, что ему рано покидать Болгарию. Сначала нужно доделать работу, привести в порядок дела, собрать информацию; нужно успокоить людей и вдохнуть в них решимость. Он не мог уехать прежде, чем убедится, что собрал все нужные сведения и что оставляет в Болгарии действующую организацию, а не поддавшийся панике разворошенный муравейник.

Он едет в Пазарджик, чтобы забрать деньги, приготовленные комитетом по его просьбе. Он также посылает специального курьера, чтобы узнать последние новости из Софии. Он еще обдумывает первое предложение Каравелова — освободить арестованных, но в конце концов решает, что этого не следует делать: «Я бы мог их спасти сразу после того, как обо всем узнал, но это помешало бы большому делу, которое уже начато, Кроме того, уже известно, что всех их выпустят, кроме тех, кто грабил почту, И потому я остановил приготовления, потому что так лучше. Даже если они останутся в тюрьме, то ненадолго; когда придет революция, мы их оттуда вызволим невредимыми»[222]. А позднее, 18 декабря, он посылает 200 грошей для помощи арестованным.

Левский категорически отказался, чтобы ею вовлекли в отчаянную попытку оборонительной революции в момент, когда народ не имеет оружия и пал духом. Однако он понимал, что откровения Общею разрушили ею собственные планы постепенной и долгосрочной подготовки; вопрос о дате восстания приходилось обдумывать заново. Теперь, когда турки знают о существовании комитетов, будет чрезвычайно трудно держать приготовления в тайне. Власти начнут везде и всюду искать малейшие признаки мятежа; даже мелкие неудачи могут повлечь за собой лавину политических расследований, и еще одна область работы выйдет из-под контроля. Чем дальше откладывать восстание в новых условиях, тем больше угроза того, что турки задушат его в зародыше. Нельзя поднимать народ прежде времени, но подготовку восстания, и особенно покупку оружия, следует всеми силами ускорить. Сейчас больше, чем когда-либо, Левскому нужно было увидеться с членами Центрального комитета. Он понимал, что в Бухаресте не имеют ясного представления о том, каково положение в Болгарии, и что придется выводить их из разного рода заблуждений и выяснять целый ряд недоразумений. Нужно заставить Центральный комитет понять, что революцию не сделаешь по заказу, в последнюю минуту, и в то же время комитет должен разработать план восстания на ближайший реальный срок.

Сделав этот вывод, Левский пишет в окружные центры, вселяет в людей бодрость, предупреждает, что с восстанием придется поторопиться и в то же время заверяет, что не допустит никакой спешки. В Голям Извор, центр пострадавшего Орханийского округа, он сообщает: «то же скажите другим частным комитетам и поощряйте их в предприятии; нужно идти вперед, не теряя отваги, и собирать деньги на оружие и пр., потому что свадьба близка. Я уж еду на место, чтобы назначить день». Он побуждает их брать деньги на оружие взаймы, если не будет иного способа, и заключает свое письмо с необычной для него теплотой: «посылаю вам Братский привет и целую всех отважных товарищей»[223]. 12 декабря он снова пишет им, призывая собрать или занять денег на оружие в ближайшие два месяца, и начинает свое письмо следующими словами:

«Вперед, и не бойтесь. Пусть очи Болгарского Юнака уже не боятся мучений от злосчастного турка. День скоро будет назначен, и мы покажем угнетателю, что Болгарин уже не будет больше рабом, но свободным человеком, и кто из них не станет признавать наших законов и жить вместе с нами по одним и тем же гражданским правилам, вмиг обратится в прах и пепел вместе со всем, что имеет»[224].

Пазарджикскому комитету он уверенно писал: «Никакие угрозы и придирки не могут остановить работу», и напоминал окружному центру, что тот должен подбадривать местные комитеты и ускорять работу: