Читаем Апостол свободы полностью

§ 1. Если кто-либо, будь он Воевода, член Комитета или посторонний, кто бы он ни был, дерзнет выдать что-либо нашему неприятелю, будет наказан смертью.

§ 2. Если кто-либо из влиятельных болгар или воевод, подкупленный чужим Правительством или частным лицом, пожелает мешать нашей работе каким-либо образом, он будет считаться неприятелем и будет наказан смертью.

§ 3. Если кто-либо презреет и отвергнет предначертанную государственную систему «Демократическую Республику» и составит партию деспотическо-тиранической или конституционной системы, то и такие люди будут считаться неприятелями Отечества и будут наказаны смертью.

§ 4. Если кто не признает Центральный революционный Болгарский Комитет и пожелает поднять Бунт по своему усмотрению, в первый раз с ним поговорить, и если не поможет, он будет наказан смертью.

§ 5. Если кто из членов тайной полиции откажется совершить наказание по приказу Комитета, будет наказан смертью.

§ 6. Если кто пьяным выдаст что-либо из нашей тайны, в первый раз ему напомнить, а во второй раз отстранить от нашей работы.

§ 7. Если кто-либо из Служащих, например, Председатель и пр., пожелает злоупотребить своей служебной властью, то в первый раз лишится службы, во второй раз он будет совсем исключен, а сначала распишется в ошибке и в письменном виде подаст признание Комитету, а если и этого не сделает, будет наказан смертью.

Нужное провозглашение

Центральный Болгарский революционный комитет от имени всех, кто его избрал и уполномочил, или опираясь на свою тайную полицию и силой ее оружия провозглашает:

I. Никто из Болгарских Воевод или чорбаджиев не имеет права представлять Болгарский народ перед другими народностями и делать с ними соглашения без знания Центрального комитета.

II. Никто не имеет права составлять другие революционные комитеты без знания Центрального комитета.

III. Никто не имеет права издавать революционные прокламации и Бунтовать Народ без знания Центрального комитета.

Примечание

Этот закон действует до начала революции — когда грянет первый выстрел, его действие прекратится и вступит в силу новый военный закон, который составят Воеводы с согласия Центрального комитета.

Много месяцев понадобилось Левскому на составление этого замечательного документа, который был и манифестом, и конституцией в одно и то же время. Его первые фразы приоткрывают картину будущего, созданную пророческим прозрением, которое служило главной движущей силой Левского, основой его преданности делу и позволяло ему вытерпеть и превозмочь все ужасы и испытания. Но это лишь беглый взгляд. Преобладающая часть проекта устава посвящена суровой действительности: необходимость единства и дисциплины; необходимость эффективного руководства и быстрых сообщений между Центральным комитетом и его отделениями; нужда в средствах и опытных руководителях; и превыше всего — необходимость полнейшей безопасности. К сожалению, доля беспощадности была необходима по отношению к тем, кто представлял угрозу для организации. Комитеты Левского действовали не в корчмах и читальнях Румынии, где можно было говорить что угодно; они находились в окружении вражеских штыков, и стоило порваться одной нити, вся сеть оказывалась под угрозой. В таких обстоятельствах смертная казнь для нарушивших закон была не актом варварства, но долгом, которым нельзя было пренебречь.

Экземпляр устава, написанный ровным и аккуратным почерком Левского, хранится в Народной библиотеке в Софии. Каждая его страница исписана лишь до половины, другая же половина оставлена чистой — для поправок и замечаний. Несмотря на то, что приходилось работать в трудных условиях конспирации, Левский старался избежать единоначалия, практиковавшегося в большинстве тайных обществ Европы. Он был убежден, что легче всего найти правильное решение любой проблемы путем обмена мнений и что дисциплины нужно добиваться убеждением, а не принуждением. Как только проект устава был готов, он начал рассылать его существующим комитетам, которые должны были писать свои замечания на чистых местах, оставленных для этой цели.

Теперь, в какой бы город или село Левский ни приезжал, он вручал экземпляр устава местным революционерам, чтобы они могли переписать его и обсудить между собой. Переписка и даже хранение такого документа были чреваты опасностями, действительными и мнимыми, как свидетельствует случай с троянским экземпляром. Левский приехал в Троян осенью 1871 г. и отдал устав для переписки двум революционерам — Калчову и Бочеву. Однажды вечером, когда они сидели за перепиской в магазине последнего, — один диктовал, а другой писал, — патруль из пяти-шести заптий расположился в нескольких метрах от окна лавки к отчаянию переписчиков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Болгария»

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное