Аппендикс

С пальмовыми ветвями, в багряной и голубой накидках, красивые, они стояли в абсиде по бокам царственной пышнотелой дамы. «Святые эти, вокруг которых мы собрались, ненавидели мир и топтали его своими ногами в те времена, когда благополучие, богатство и здоровье манили своей прелестью», – эхо клокочущего восклицания Григория Великого смерчами вертелось по-над мраморными нефами. В шестом веке, когда он произносил эти слова, прелестей стало куда меньше, чем в первом и даже в третьем, но в сверяющемся с часами семнадцатом, когда здесь пел молитвы Пиппо, они вылезали из любого угла. Люди порой все еще жались друг к другу, чтобы совместным телом пробиться к выживанию, но чем дальше, тем реже свершались чудеса святыми людьми. «Чем меньше страха – тем меньше чудес, – сетовала Оля. – Гораздо чаще их совершает теперь медицина. Тут не то что чудо совершить, тут соломинку трудно протянуть утопающему», – ее голос разбегался по каменному пространству.

Да, ближний уже не смердел, мылся и старался есть здоровую пищу, где-то даже приобретал цветочные драже для ароматизации кала, но за века сделался гораздо более неприятным. Чем длиннее и щедрее становилась жизнь, тем она казалась короче и труднее, и все обременительней было делиться собой с кем-то другим. Люди старались поменьше касаться друг друга. Недоверие, брезгливость переходили и на виртуальное общение, предпочитавшее все больше всякие стандартные forms и коллективную объективность. Наперекор этой тенденции чудеса все же то и дело как-то пробивали себе дорогу. В семнадцатом веке, например, прославился один святой человек, при особой приподнятости чувств начинавший парить над статуями Мадонны на виду у молящейся паствы. Летал, хотя и очень смущался своего дара. И хоть святость совсем необязательно должна быть связана с чудотворством, добрый Пиппо тоже был одарен насчет этого, а потом чудеса продолжили свершать его мощи.

Руками, ногами, берцовыми костями достойных людей были переполнены наши церкви. Где-то еще бережно хранились пуповина и крайняя плоть Христа.

– Один мой знакомый часто чешет спину шелудивому безрукому. А еще однажды в холод он отдал свою картонку и одеяло ведьме, у которой их украли. Не ради принесения себя в жертву, не для того, чтобы походить на Иисуса, а просто так, ради ближнего. Он святой или нет? – спросила Оля, взглянув на мужественных Нерея и Ахиллея. – Бездомные и иммигранты чем для вас не святые? Или, по-вашему, обязательно умирать в мучениях?

– Они просто невинные страдальцы, умалишенные или недотепы, изредка – праведники, – ответили хором мученики с картин. – Они за что страдают? Ведь не за веру.

– Поди разберись с вами, – пожала плечами Оля, которая принимала позы то Нерея, то Ахиллея, то Домитиллы. И до меня только сейчас дошло, что телесное копирование изображений различных святых вообще было ее обычаем. Картинки с ними бесплатно лежали в любой церкви, и я вспомнила, что они украшали и ее сгоревшую хатку.

– Вот Папа Пий Пятый, что в Святой Марии мертвый лежит напоказ, он, например, я слышала, приказал убить множество людей (кое-кто из них стал потом мучеником для методистов, я их лично знаю), а сам – святой. Наверняка и его мощи совершают какие-нибудь чудеса. Вот вы за что страдали? Если честно, разве не за место в раю? А они терпят за просто так. Потому что так вышло, хотя они и не хотели. Если святость – в страдании, то они единственные святые в этом городе. Понятно, что для вас святость без чудес как стихи – без рифмы, – взгрустнула Оля, обернувшись на меня. – Ипполит вот почему крестился? Да потому что увидел, что Лаврентий вернул зрение слепому Луциллу! Без чудес он вряд ли пошел бы на муки. Но муки сейчас – только развлекаловка. Мы все жуем под смерть в прямом эфире, без нее как-то даже неаппетитно. Умирать нынче вообще стыдно, а уж за что или из-за чего – неважно. Так что нечего вам тут смаковать ваше мученичество. Раньше ваши мощи годились для защиты от хвори и войн, а теперь иные думают, что в раках хранятся лишь ослиные кости! Они согласились бы поцеловать мертвое тело только из научного восторга, из восхищения химика. Протестанты это за некрофилию считают, думаете, я не знаю?