Первая недля великаго поста, на Апраксиномъ торговля не бойкая, обновы къ празднику покупать еще рано, разв говльщицы купятъ блой кисеи на платье къ причастью; ежели-же придетъ какая-нибудь порядочная покупательница, такъ ужъ наврное попадья. Въ великой постъ он народъ денежный, съ первыхъ-же недль начинаютъ оперяться и закупать себ обновы. Апраксинцы замчаютъ, что у попадьи рука легкая, купитъ съ почину, такъ весь день будетъ хорошая торговля; но ежели придетъ купить ея сожитель, то такъ и заколодитъ, хоть лавку запирай. И такъ, я сказалъ, что первыя недли великаго поста время не бойкое: молодцы подмриваютъ товаръ, приготовляются къ счету, хозяева сидятъ въ трактирахъ, да распиваютъ чаи съ медомъ или изюмомъ; впрочемъ, нкоторые, не боясь грха, пьютъ и съ сахаромъ, а хозяйскіе сынки стоятъ на порогахъ лавокъ, да отъ нечего длать подтруниваютъ надъ сосдями-молодцами, да надъ проходящими.
— Вишь носъ-то какой у барина! тятенька врно оглоблю длалъ, окоротилъ, да ему на носъ своротилъ.
— Что-жъ, у Ванюшки, Брындахлыстовскаго молодца, длинне….
— У того не носъ, а луковица.
— Который-то теперь часъ? поди-ка часа четыре есть! говоритъ хозяйскій сынокъ изъ современныхъ, то-есть завивающій по воскресеньямъ волосы и носящій клтчатыя брюки. Онъ вынимаетъ часы и смотритъ.
— Отцы мои! еще только три четверти третьяго. Три часа съ четвертью до запору осталось.
— Хоть-бы ты и на часы не смотрлъ, такъ я бы теб напередъ сказалъ, что нтъ трехъ. Савва Саввичъ еще не проходилъ, а онъ постоянно проходитъ въ три часа, отвчаетъ ему фертикъ изъ сосдней лавки.
Но читателю, можетъ-быть покажется непонятнымъ, какое отношеніе иметъ Савва Саввичъ къ тремъ часамъ? Обстоятельство это мы сейчасъ постараемся объяснить.
На Апраксиномъ не нужно-бы и часовъ съ собою носить, время у нихъ можно узнавать по появленію въ рядахъ различныхъ личностей; личности эти проходятъ всегда въ извстное время. Прошелъ, напримръ, саячникъ Степанъ и прокричалъ: «угощу съ горячимъ», ну и знаютъ вс, что двнадцать часовъ; прошелъ первый разъ сбитеньщикъ, значитъ — часъ, прошелъ Савва Саввичъ, — три часа; кончится въ министерствахъ народнаго просвщенія и внутреннихъ длъ присутствіе и потянутся домой черезъ ряды съ засаленными портфелями служители емиды, — четыре часа, и такъ дале.
Вотъ и теперь, только-что часовая стрлка переступила за три часа, и въ ряду показался Савва Саввичъ, преслдуемый юношами изъ «современныхъ». Юноши эти къ его вретищу, именуемому пальтомъ, старались прицпить бумагу съ намалеванной на ней рожей; но Савва Саввичъ на это отнюдь не обижается, а то и дло выкидываетъ различныя колна, отъ которыхъ молодцы и хозяйскіе сынки такъ и покатываются со смху. Савва Саввичъ — это Любимъ Торцовъ Апраксина двора. Было время, что и онъ когда-то считался современнымъ юношей, такъ-же завивался по воскресеньямъ и носилъ пестрыя брюки; было время, что и онъ торговалъ и издвался надъ такими-же, какъ теперь и онъ самъ, нищими, но этому уже исполнилось пятнадцать лтъ, много воды утекло въ это время и измнился Савва Саввичъ, сгубила его проклятая чарочка, довела до того, что онъ изъ-за какой-нибудь копйки долженъ разыгрывать роль шута. Вотъ и теперь остановился онъ передъ лавкою Берендева, приложилъ по-военному руку къ козырьку своей истасканной фуражки и началъ скороговоркой: «подайте бдному старичку на рюмочку коньячку, Савк, проторговавшему свои лавки, а теперь отставной козы барабанщику!» При этомъ онъ сдлалъ такой жестъ, такъ шаркнулъ ногой, что вся публика такъ и захохотала во все горло.
— Гд ты живешь, Савва Саввичъ? спрашиваетъ его молодецъ, подавая ему дв копйки.
— «Между небомъ и землей, въ непокрытой улиц, въ собственномъ дом», отвчаетъ онъ и продолжаетъ путь, нося на спин своей пришпиленныя бумажки, съ написанными на нихъ совершенно не цензурными словами.
Но я еще не описалъ вамъ его портрета; но это совершенно лишнее, ежели вы видли на александринскомъ театр Васильева втораго въ роли Любима Торцова. Тоже обрюзглое лицо съ давно небритымъ подбородкомъ, и та же судорожная походка. Одежда его — рваное пальто и брюки съ фестонами, которые потрудился сдлать не портной, а время. Добавьте къ этому, что врядъ-ли найдется одинъ день въ мсяцъ, когда Савва Саввичъ находится въ трезвомъ состояніи и не носитъ съ собой сивушнаго запаха.
Прошелъ Савва Саввичъ, и умолкъ смхъ зрителей, лишь одинъ фертикъ стоитъ на порог и ухмыляется; въ голов его родилась геніальная мысль подтрунить надъ молодцомъ сосдней лавки, для чего онъ взялъ полицейскія вдомости и началъ читать: «Со вновь прибывшимъ пароходомъ привезены и продаются на биржевомъ сквейр различнаго рода попугаи, зеленаго, сраго и другихъ цвтовъ, причемъ особенно рекомендуются рыжіе». Въ газет ничего этого не было напечатано, фертикъ читалъ наизустъ. Окончивъ чтеніе, онъ взглянулъ на сосдняго молодца, который былъ рыжій.
— Иванъ! обратился онъ къ нему:- ты, говорятъ, мастеръ покупать рыжихъ попугаевъ; купи, братъ, мн одного, только рыжаго.
Молодецъ начинаетъ ругаться.