Наступилъ май мсяцъ. Фельетонисты тонкихъ и толстыхъ журналовъ прокричали уже каждогодную, всмъ извстную, новость, что Петербургъ пустетъ, а окрестности его съ каждымъ днемъ наполняются все боле и боле. И точно, Петербургъ значительно опустлъ, а съ этимъ вмст и торговля на Апраксиномъ стала хуже. Нкоторые изъ хозяевъ лицевой линіи также не отстали отъ людей, и потянулись на дачу. Одинъ изъ нихъ отправился на Петровскій, другой на Безбородкино, а Брындицынъ даже перевезъ свое семейство въ Павловскъ, въ тотъ Павловскъ, любезные читатели, гд дирижируетъ оркестромъ баловень судьбы, любимецъ женщинъ, Штраусъ; въ тотъ Павловскъ изъ-за котораго бдные мужья претерпли столько гоненій отъ своихъ женъ за то, что объявили себя несостоятельными нанять тамъ дачу. И Брындицынъ было упирался, да жена настояла; она, видите-ли, у него дама модная, даже эмансипированная, то-есть куритъ папиросы и пьетъ шампанское; какъ вс современныя дамы лтъ сорока, иметъ воспитанницу и окружена множествомъ поклонниковъ изъ музыкантовъ, актеровъ и поэтовъ, нигд впрочемъ не печатающихъ своихъ сочиненій. Люди эти бываютъ у ней, дятъ, пьютъ и за все за это посвящаютъ ей свои стихи и музыкальныя произведенія. Говорятъ, одно такое музыкальное произведеніе, кажется полька, было по просьб Брындицыной разыграно въ Павловск оркестромъ Штрауса. Дорого это ей стоило, да за то удовлетворило ея тщеславіе. Весь тотъ вечеръ, въ программ пьесъ, исполненныхъ оркестромъ, стояло названіе посвященной польки и внизу подпись, `a madame, madame Brinditsin. Какъ эта дама попала замужъ за апраксинца, не занимающагося ничмъ, кром торговли и не находящаго эстетическаго наслажденія ни въ музык, ни въ поэзіи, мн неизвстно; я знаю только одно, что онъ теперь махнулъ на нее рукой, по возможности исполняетъ ея прихоти, только дескать не тронь меня, и молитъ провидніе, чтобы оно не вложило ей въ голову мысли хать за границу.
Въ то самое время, когда описываемыя мною семейства потянулись на дачу, остальные хозяева перенесли свое гулевое мстопребываніе въ лтній садъ, а холостые хозяева аристократы и хозяйскіе сынки начали здить къ Излеру на минеральные воды и на другія загородныя гулянья; гуляли тамъ, затвали легонькіе скандальчики, кутили съ различными Амаліями, Бертами, Розами, и, что называется, въ сласть проводили время.
«А что же длаютъ теперь молодцы, спросите вы, читатель. Гуляютъ-ли они?»
Нтъ! ихъ гулевое время кончилось, они осуждены на затворническую жизнь вплоть до рождества; разв какой-нибудь хозяинъ съ лицевой линіи, пропитанный немного современнымъ духомъ, отпуститъ своихъ молодцовъ раза два или три въ лто въ лтній садъ, а т, пользуясь временемъ, и удерутъ на Крестовскій, вотъ и все… Задумали было двое Берендевскихъ молодцовъ, согласившись съ двумя другими, отправиться по общанію къ Сергію Богу помолиться, да не такъ повели дло, и остались дома. Вотъ какъ это было.
Пришли они однажды изъ лавки и отправились къ хозяину.
— Мы къ вамъ, Ардальонъ Иванычъ, можно сказать, съ чувствительною просьбою, позвольте мн и Никит въ субботу къ Сергію идти, началъ одинъ изъ нихъ: пойдемъ съ вечера, а въ воскресенье часамъ къ пяти вечера безпремнно домой явимся. Время теперь, сами знаете, не бойкое, торговли мало, прогуляемъ воскресенье! такъ ужъ позвольте сходить; пшкомъ думаемъ отправиться.
Подумалъ, подумалъ Берендевъ, потеръ свой животъ и бороду, и согласился. «Видно подъ веселый часъ попали», подумали молодцы, и, сами себ не вря, что желаніе ихъ исполнится, въ поясъ поклонились ему.
— Что-же, по общанію что-ли? спросилъ ихъ хозяинъ.
— Точно такъ-съ, по общанію, отвтили они, и снова поклонились.
Товарищамъ ихъ тоже, хоть и не такъ легко, а все-таки удалось отпроситься. Сборнымъ пунктомъ назначена была квартира Берендева. Въ десятомъ часу, заперевъ лавки, молодцы собрались. Чтобы не скучно было идти дорогою, они приготовили себ для развлеченія, а частію для подкрпленія силъ четверть ведра водки и колбасу на закуску, которыя и уговорились нести поперемнно. Все было-бы хорошо, да дернуло ихъ купить вс эти жизненные припасы до отправленія въ дорогу и внести въ молодцовую. Молодцы начали одваться и поставили весь провіантъ на столъ, въ полной увренности, что сюда не войдетъ хозяинъ; одвшись, ловко привязали къ плечамъ одного боголольца корзину съ четвертной бутылью, другому вручили колбасу и направились было къ выходу, какъ вдругъ, надо же было случиться такому несчастію, въ дверяхъ съ ними столкнулся хозяинъ: онъ входилъ въ молодцовую. У молодцовъ и руки опустились; богомолецъ, держащій колбасу, чуть-чуть не уронилъ ее на полъ, а виночерпій открылъ ротъ и изобразилъ собою живую картину «испугъ», хоть сейчасъ въ александринскій театръ на велико-постное представленіе.
— Идете? спросилъ ихъ хозяинъ.
— Идемъ-съ…
— Ну, вотъ, снесите и отъ меня на свчку.
И онъ подалъ молодцу, держащему колбасу, рубль.
— Такъ мы пойдемъ, Ардальонъ Иванычъ?
Хозяинъ промолчалъ.
— А что это съ собой несете? проговорилъ онъ, указывая на бутыль.