Апрель

САША. Постараюсь… Я говорил о том, что потребность делиться мыслями с лицами, стоящими ниже по развитию, есть настолько насущная потребность интеллигентного человека, что отказаться от нее невозможно. Именно поэтому борьба, главным лозунгом которой является требование свободного обсуждения общественных идеалов, то есть предоставление обществу права свободно и коллективно обсуждать свою судьбу, — такая борьба не может быть ведена отдельными лицами, а всегда будет борьбой правительства со всей интеллигенцией. Везде, в любых классах нашего общества, где есть сколько-нибудь сознательная жизнь, названное мной выше требование, то есть желание свободно обсуждать судьбу общества и его идеалы, — везде это требование находит сочувствие. Но наше правительство, уповая на свои физические возможности, игнорирует это требование. Таким образом, правительство совершенно произвольно отклоняется от того правила, которому оно должно следовать для сохранения устойчивого равновесия общественной жизни. Нарушение же равновесия влечет за собой разлад и столкновение. Вопрос может быть только в том, какую форму примет это столкновение…

ДЕЙЕР. Вы закончили?

САША. Нет, еще несколько слов… Господа судьи, наша русская интеллигенция в настоящее время настолько слаба физически и неорганизована, что не может сейчас вступать в открытую борьбу с правительством, и только в террористической форме может защищать свое право на свободу мысли и интеллектуальное участие в общественной жизни. Террор есть та форма борьбы, которая создана девятнадцатым столетием, есть та единственная форма защиты, к которой может прибегнуть меньшинство, сильное только духовной силой и сознанием своей правоты против сознания физической силы большинства. Русское общество как раз и находится в таких условиях, что только в террористических поединках с правительством оно может защищать свои права… Господа судьи, я много думал над тем соображением, что русское общество не проявляет, по-видимому, сочувствия к террору и отчасти даже враждебно относится к нему. Это недоразумение, потому что форма борьбы здесь смешивается с ее содержанием. К самому террору можно относиться и несочувственно, но пока требование борьбы будет оставаться требованием всего русского образованного общества, его насущной потребностью, до тех пор эта борьба будет борьбой всей интеллигенции с правительством… Конечно, террор не есть организованное оружие борьбы интеллигенции. Это стихийная форма, происходящая лишь от того, что недовольство в отдельных личностях доходит до крайнего проявления. Таким образом, эта борьба не будет чем-то, приносимым обществу извне. Она будет выражать собою только тот разлад, который рождается самой жизнью и реализуется в форме террористических актов… А те средства, которыми правительство борется против террора, действуют не против террора, а за него. Сражаясь не с причиной, а со следствием, правительство не только упускает из виду причину этого явления, но даже усиливает его…

Мария Александровна сидела, низко опустив голову. До нее долетал только голос сына — значение и смысл произносимых им слов она давно уже не различала. В самом начале Сашиного выступления, ощутив в своем собственном сердце какое-то щемящее, тоскливое отчаяние, какую-то унылую пустоту, она поняла: он, Саша, не хочет больше жить, он хочет смерти, он навсегда потерян для нее и для семьи, и все ее хлопоты, заявления, прошения на высочайшее имя — все это обречено на неудачу, потому что Саша не цепляется за жизнь, не умаляет степени своей виновности в спорах с судьями и прокурором, а наоборот, усугубляет свое положение, берет все на себя, не оставляя таким образом никакой надежды на хотя бы минимальное смягчение приговора.

Это ощущение с первой же секунды своего возникновения чугунной тяжестью легло на виски, глаза и плечи, пригнуло вниз, обезволило и обескровило, лишило желания слышать и знать что-либо еще, кроме одной горькой и почти непереносимой истины — сына нет, он больше не существует на свете, хотя еще и продолжает что-то говорить, стоя около деревянного барьера, окружающего скамью подсудимых.

— Отнимая у интеллигенции последнюю возможность правильной деятельности на пользу обществу, то есть свободу мысли и слова, — продолжал Саша, — правительство тем самым действует не только на ум, подавляет не только разум, но и оскорбляет чувства и указывает интеллигенции на тот единственный путь, который остается мыслящей части общества — на террор… Но ни репрессии правительства, ни озлобление общества не могут возрастать беспредельно. Рано или поздно наступит критическая точка… Террор есть естественный продукт существующего строя. Его не остановить. Он будет продолжаться. Он будет развиваться и усиливаться. И в конце концов правительство вынуждено будет обратить внимание на причины, порождающие террор…

ДЕЙЕР. Вам следует говорить о том, что было, а не о том, что будет.