Их комната в монастырском пансионе и вправду оказалась настоящей кельей: неяркая лампа под потолком, две узкие кровати с визгливыми пружинами и распятие на стене. За узким окном стоял уже непроглядный сумрак, хотя был еще ранний вечер, снег кружился в свете одинокого фонаря на Страндпроменаден, а на заднем плане мерцали черные воды Веттерна. Маргарете вдруг захотелось плакать: прижавшись лбом к стеклу, она старательно смаргивала слезы. И все без толку, ей пришлось так стоять долго-долго, пока она, осторожно вытерев пальцем щеку, наконец решилась обернуться. Кристина ничего не заметила. Она с увлечением распаковывала Маргаретины вещи и вешала их на проволочные плечики. Как мама. Или настоящая старшая сестра.
– Я, собственно, думала, что мы заберем ее домой, – сказала Кристина, оправляя рукой белую блузку. – Что мы отметим Рождество дома в Мутале, в точности как раньше. Ее бы отпустили на несколько дней, тут нет ничего такого… Но Стиг Щучья Пасть уже сдал дом, а всю мебель отправил на хранение на склад. Все-таки он к ней так добр!
– Но представляешь, если она выздоровеет? Где ей тогда жить?
Кристина повернулась и посмотрела ей в глаза:
– Тетя Эллен не выздоровеет никогда. Разве ты не понимаешь?
Лицо Маргареты дернулось.
– Но ведь бывали чудеса…
– Нет, – отрезала Кристина, – никаких чудес не было. Никогда.
Кристина предусмотрела все до последней мелочи. Она заблаговременно, еще за месяц до Рождества, переговорила с заведующей приютом и получила разрешение устроить отдельный рождественский стол в комнате Тети Эллен, а также заручилась позволением монахинь пользоваться по вечерам гостиничной кухней. Накануне сочельника спать она легла только в четыре утра, однако вид у нее был ни капельки не усталый, когда она, открыв холодильник, с торжествующим видом продемонстрировала свои кулинарные произведения: рыбная запеканка и маринованная селедка в баночке, ветчина и тефтели, красная капуста и запеченные свиные ребрышки, студень, миндальные трубочки и имбирное печенье. Плюс закуплены готовые деликатесы – сыры и печеночные паштеты, сосиски и солодовый хлеб. Все разложено и упаковано в маленькие формочки и пакеты из вощеной бумаги.
– О, – рассмеялась Маргарета. – Прямо рождественский стол Тети Эллен. В миниатюре…
Кристина рассмеялась в ответ:
– Вот именно. Я решила, в этом году у нас будет кукольное Рождество.
И Тетя Эллен засмеялась, когда они явились со своими корзинками: она даже стала больше похожа на себя прежнюю, один раз ущипнула Маргарету за щеку и назвала дурехой, другой – нахмурилась и велела Кристине есть как следует, чтобы у нее наконец наросло мясцо. Сиделки помогли ей украсить комнату к празднику: в конической вазе, принадлежащей ландстингу, стояло несколько еловых веток с шариками, а на подоконнике горели три свечки – в подсвечнике, позаимствованном из терапии. Когда же подошло время дарить подарки, она смутилась и забормотала:
– Если б меня руки слушались, как раньше, – пролепетала она невнятно, пока Маргарета возилась с предназначенным ей свертком, – я бы сделала для тебя что-нибудь красивое…
Маргарета с нежностью разглядывала подарок – скромное колье из некрашеных деревянных палочек и шариков, чередующихся в прихотливом узоре.
– Но оно очень красивое, – сказала она, натягивая колье через голову. – Ужасно красивое!
Кристина, кивнув, стиснула свой сверток:
– Очень идет к этому платью. А с черным вообще будет изумительно.
Она развернула упаковочную бумагу: пара вязаных прихваток для кастрюль.
– Я только осенью научилась вязать крючком. – Тетя Эллен улыбнулась своей кривой улыбкой. – Это можно делать и одной рукой. Следующим номером будет покрывало…
– Чур мне желтое, – засмеялась Маргарета.
Что-то блеснуло в Кристининых глазах.
– А мне – розовое!
Тетя Эллен долго держалась, но ближе к десяти заметно устала. И не возражала, когда Кристина и Маргарета сняли с нее платье и надели ночную рубашку, и явно была довольна, когда потом они сидели по обеим сторонам ее кровати. Когда она уснула, они осторожно отодвинули стулья и прокрались по коридору в кухню для персонала. Пока Кристина наливала воду в мойку, Маргарета искала полотенце.
– А чем, по-твоему, сейчас занимается Биргитта? – спросила она.
Кристина пожала плечами:
– Не знаю. Надо думать, тем же, чем обычно.
Маргарета аккуратно поставила перед собой первую вытертую тарелку.
– Но не в такой же вечер… А?
Кристинин голос звучал по-прежнему тихо, но тон сделался резким:
– Кто знает, чем такие занимаются на Рождество? Кто знает, чем они вообще занимаются? Я не хочу об этом говорить. Противно!
Когда они вышли на улицу, все еще шел снег, мороз щипал Маргарету в просвет между кроличьей шубкой и сапогами. Кристина конечно же оделась куда разумнее; пальто у нее было длинное, ниже колена, да еще перед выходом она пододела рейтузы. Маргарета не сразу осмелилась задать вопрос, который мучил ее уже целый час:
– А мы пойдем на службу?
Кристина недоуменно уставилась на нее, натягивая свои новые перчатки. Они отлично ей подошли – и по размеру, и по цвету.
– Нет, – ответила она. – А зачем?