Апрельская ведьма

Еда кончилась на третий день. Маргарета поглядела на последний бутерброд – горбушку, намазанную тонким слоем масла, – и решила считать драгоценности своими. Из романов, которых прочитано было немало, она знала о ломбардах, и, кроме того, ей было известно, что один такой ломбард существует в Норчёпинге до сих пор. Она видела вывеску, когда весной якобы ходила на свиданье к сказочному принцу, а на самом деле слонялась по переулкам позади ратуши.

Отправиться в ломбард было все равно что попасть на страницы какого-нибудь романа – шестидесятые годы вмиг сменились десятыми, а сама она ощутила себя чахоточной героиней в полуботинках на пуговках и в поношенном платье, забыв про свою мини-юбку и сабо на платформе. Человек за стойкой оказался явно из того же романа: тщедушное сутулое существо в потертом черном костюме и с такими белыми пальцами, словно он никогда не покидал этой облицованной бурым камнем каморки и не видел иного света, кроме желтого огонька мутной лампочки. Он молча осмотрел золотые часики, жемчужные серьги и цепочку, которыми она решила пожертвовать, и назвал цену: триста двадцать пять крон. Целое состояние! Маргарета молча кивнула и выхватила ручку, чтобы расписаться в квитанции. Воображаемая чахотка мигом прошла, и сердце колотилось в юном и совершенно здоровом теле – в теле, которое вот-вот завоюет весь мир.

В «Домусе» она купила два чемодана и поехала домой на трамвае – волосы развевались на ветру, влетавшем в открытые окна. Одним прыжком соскочив с трамвая, она галопом помчалась к крытой пластиковой черепицей вилле Генри и Марго, взбежала наверх, перескакивая через две ступеньки, и бросила на пол чемоданы. Yes! Она свободна! Наконец-то!

Когда новые чемоданы были уложены, ей захотелось отдать дань прошлому: она позвонила Андре, хотя знала, что он уехал в отпуск с женой и детьми. Долго стояла она, крепко прижав к уху трубку и намотав провод на указательный палец, стояла и слушала гудки, представляя себе, как они разносятся в пустом доме. А потом, медленно положив трубку, схватила свои чемоданы.

Теперь – скорее на вокзал! Плевать, что она не знает расписания. Раньше или позже поезд будет.

В течение осеннего семестра она пару раз написала Марго и Генри, но не получила ответа. Молчание ее встревожило, поэтому второе письмо было длиннее, лживей и льстивей первого. Она благодарила за все то время, что провела в их доме, и бодренько описывала свое новое житье-бытье: места в общежитии ей не досталось, но она сняла комнатку с полным пансионом в Старом городе, недалеко от Хедена. Гётеборг – чудо, хотя там часто дует ветер и идет дождь. С учебой все в порядке. Первый зачет она рассчитывает сдать до Рождества. Разумеется, пришлось немножко приврать: что у нее появилось много друзей. В особенности мужского пола.

Писала она и другие письма, покороче и поближе к истине, но чтобы полностью откровенные – никогда. Она никогда не упоминала в них о том, как временами муторно сосет под ложечкой, ибо имени этому ощущению не знала. Зато она писала Андре о любви, Тете Эллен – об одиночестве вечерами, Кристине о занятиях, а Биргитте – о том, как она то мечтает о семейной жизни, то боится ее. Много месяцев она не получала ни единого ответа, но в декабре, вернувшись с лекций, увидела маленькую открытку, прислоненную к лампе на комоде в холле. Квартирная хозяйка улыбнулась, увидев, с какой стремительностью Маргарета кинулась к открытке, и призналась, что уже ее прочла. Ну-ка, что же там? Маргарета пробежала глазами несколько строчек и положила ее обратно. Значит, ей не придется встречать Рождество в меблированных комнатах: Кристина собирается на Рождество в Вадстену. Спрашивает, не хочет ли Маргарета поселиться с ней вместе в монастырском пансионе? И встретить Рождество с Тетей Эллен, в приюте?

В последнюю неделю адвента она отнесла в ломбард кольцо с белыми камешками и – поколебавшись – свой предпоследний золотой браслет. Кольцо оказалось дороже, чем она предполагала. Засунув деньги в карман кроличьей шубки, купленной ей Марго в прошлом году, она вышла в город и много часов проходила по Авеню, пока наконец не нашла превосходные подарки. Шаль ручной вязки из «Рукоделья» для тети Эллен. Кожаные перчатки на меху для Кристины. И розовая кофточка из нежнейшей ламы для Биргитты.

И только сев в поезд, сообразила, что Биргитта наверняка не станет встречать с ними Рождество.

И все-таки Рождество, как положено, стало праздником примирения. На вокзале ее встретила совсем иная Кристина, непохожая на ту, с которой она рассталась на перроне в Норчёпинге. По-прежнему бледная и тощая, она казалась уже не больной, а – Маргарета подбирала слово – какой-то… подсеребренной. Теперь Кристина очень подошла бы к усадьбе Марго. Может, свести их друг с дружкой? Чтобы Кристина летом подрабатывала сентиментальной барышней в усадьбе на Бровикене и сидела бы там все лето с вышиваньем перед старинным, до полу, французским окном, олицетворяя собой духовность.