Апрельская ведьма

Биргитта, пожав плечами, ковыряется толстыми пальцами в пачке «Бленда», и лишь спустя секунду до Маргареты доходит, что это ее собственная пачка. Биргитта явно ее конфисковала, каждое ее движение показывает, что сигареты теперь ее и всякий, кто посмеет на них притязать, получит по заслугам. Маргарету раздражает собственная бесхребетность. Ну что она молчит, как дурочка, не смеет потребовать назад собственные сигареты? Она отворачивается и, сунув руки в карманы, идет в сторону Дроттнинггатан. Биргитта трюхает следом, но, нагнав ее, пошатывается.

– Зараза, – говорит она. – Туфли такие неудобные.

Маргарета следует за ее взглядом: на ногах у Биргитты старые черные лодочки – стоптанные, разношенные и явно великоваты ей на пару размеров. Маргарета покачивается на носках, пальцы немного застыли, притом что надежно упакованы в теплые и довольно модные ботинки. Все-таки еще зима.

– Ладно, хрен с тобой, пошли пожрем, – говорит Биргитта, – только платить тебе придется. У меня нет ни шиша.

Биргитта морщит нос при виде итальянского ресторанчика на Дроттнинггатан. Она не любит спагетти, они липкие и мерзкие. Но пицца и рыба-гриль, это, пожалуй, можно. Так что когда она входит, вид у нее более-менее довольный.

– Клево! – говорит она, скользя глазами по полкам с бутылками позади стойки.

Маргарета чувствует, как верхняя губа у нее сама собой поджимается. Надолго же ее хватило! Обычно ей достаточно было провести четверть часа в обществе Биргитты, как она поджимала губы, не хуже Кристины. А теперь вон вытерпела целых полчаса.

– Мы только поедим, и все.

Биргитта взмахивает руками, будто защищаясь:

– А я разве что сказала? Извиняюсь тогда. Извиняюсь за все.

В ресторанчике почти никого нет, однако официант не сразу подходит к их столику у окна. Биргитта меряет его оценивающим взглядом – молоденький брюнет в ослепительно-белой рубашке. Он в ответ бросает снисходительный взгляд и, заложив руки за спину, отворачивается к окну.

– Да? – произносит он затем повелительным тоном.

– Мы хотели бы сначала посмотреть меню, – заявляет Маргарета, напустив на себя высокомерие. – И будьте любезны принести его сию минуту.

– И пару крепкого пива, – встревает Биргитта. – Чтоб было чем горло промочить, пока мы решаем.

Маргарета со вздохом откладывает принесенное меню в сторону.

Пора бы уж научиться. За эти годы перенесено уже достаточно приступов острой благотворительности, можно бы и усвоить, что никакая помощь Биргитте не остается безнаказанной. Об этом, собственно, можно было догадаться уже после того, самого первого раза. Хотя, если честно, тогда она искала Биргитту не с целью помочь ей, – она сама тогда нуждалась в помощи.

Марго потеряла к ней интерес спустя несколько недель после студенческих экзаменов. Она что-то прослышала про заброшенное поместье на берегу Бровикена. Четырнадцать комнат! Расписной потолок! Собственный теннисный корт! – а с тех пор как Маргарета категорически отказалась бросить занятия археологией в университете Гётеборга и превратиться в томную барышню из поместья, Марго могла сутками с ней не разговаривать. Разумеется, она по-прежнему накрывала стол на троих, но когда ей случалось передавать Маргарете соль или молоко, движения ее делались какими-то деревянными и дергаными. Теперь она полностью сосредоточилась на Генри. Ее мечта о поместье стала лазерным лучом, нацеленным ему в лоб.

Особого неудовольствия у Генри эта ее причуда не вызывала, хотя он долго бурчал, что бабы дуры, ничего не смыслят в делах. Но с другой стороны, и слепая курица иной раз найдет зерно, и эти руины не такое уж плохое капиталовложение, при условии, что Марьит не станет соваться в реставрацию. Со строительной фирмой он будет иметь дело сам, Марьит может выбирать только цвет ковров, а насчет остального пусть помалкивает. Марго усердно кивала. Конечно! Но можно она закажет поездку в Лондон на август? Тогда она сможет опять зайти в тот потрясающий магазин ковров на Оксфорд-стрит, а Генри – посидеть в своем любимом пабе в Сохо. Генри милостиво кивал, и Марго в восторге складывала толстенькие ручки. Какая прелесть!

Вот так и получилось, что Маргарета оказалась дома одна, когда пришла пора укладывать вещи и собираться в Гётеборг. Сборы шли медленно, потому что ее одолевали сомнения: как быть с подарками, полученными от Марго и Генри? После трех сочельников, двух дней рождения и выпускного экзамена ее шкатулка с украшениями стала тяжелой, словно сундук с кладом. Но имеет ли она право считать эти сокровища своими? Да и во что все это упакуешь? У нее только небольшой чемодан, с которым она сюда приехала, и в него не запихнешь и третьей части накупленных за это время тряпок. И на что жить в Гётеборге – ведь до первой стипендии пройдет не одна неделя?