Апрельская ведьма

Он поднялся и сидит на столе, болтая ногами. Кристина останавливается. Она уже собралась было пойти выписать рецепт, но снова садится на свой сверкающий табурет из нержавейки.

– Что-нибудь еще?

Он не отвечает, только вздыхает, понурив голову.

– Послушай, – очень осторожно подступается Кристина. – Тебя ведь еще что-то беспокоит?

Он подымает голову и смотрит на нее своими красными щелочками. Ресницы склеились от гноя.

– Почему человеку обязательно нужно жить? – спрашивает он шершавым голосом.

Кристина, уронив руки на колени, непроизвольно поворачивает их вверх ладонями. Я тоже не знаю, говорит этот жест. Но рот хранит молчание.

– Вы должны знать – вы же врач? Вы не знаете, почему человек обязан жить?

Внезапно наваливается ночная усталость, и все профессиональные фразы рассыпаются.

– Нет, – вздыхая, говорит она, – я не знаю. Просто живу.

Он все сидит в той же позе, все так же болтая ногами, на белом носке маленькая дырочка.

– Но если человеку не хочется жить? Что тогда?

– Тебе не хочется жить?

– Нет.

– Почему это?

– Потому что не хочется, и все.

И тут она делает то, чего вообще-то не должна была: протягивает руку и гладит его по волосам – так хочется его утешить… Но как раз в этот миг звонит телефон, и она бездумно идет к аппарату. В следующий миг понимает, что делает не то, а подняв трубку, уже успевает рассердиться.

– Кристина Вульф слушает.

Голос в трубке тонкий и боязливый. Сестра в регистратуре знает, что звонить врачу в кабинет во время приема не положено.

– Кристина, дорогая, простите, пожалуйста, но звонят из полиции, они так пристали, говорят, это важно, и я никак не могу от них отделаться…

Кристина искоса смотрит в глубь кабинета – парнишка сидит в той же позе, но ногами болтать перестал.

– Хорошо, соединяйте.

В трубке щелкает, потом слышен другой голос. Тоже женский.

– Алло. Доктор Вульф?

– Да.

– Полиция Норчёпинга. Нам тут некая персона сообщила ваше имя…

Кристина тихонько стонет. Кому из немногочисленного истеблишмента Вадстены понадобилось поехать в Норчёпинг и угодить там в кутузку? И что в этой связи ожидают лично от нее?

– Ее зовут Биргитта Фредрикссон…

Кристина перебивает:

– Ее избили?

– Я бы не сказала. Скорее наоборот…

– Как наоборот?

– Она задержана по подозрению в нанесении телесных повреждений. Сегодня рано утром. Но мы больше не можем ее держать и вынуждены отпустить. Только у нее нет денег на автобус до Муталы, и она утверждает, что вы можете за нее, так сказать, поручиться. Так что если мы одолжим ей денег на дорогу, вы должны будете гарантировать, что нам их возместят. Не возражаете? Можем мы с вами заключить такую договоренность? Вы ведь ее сестра.

Где-то в глубине трубки слышится знакомый голос:

– Нет, ну полюбуйтесь, как она, поганка, нос задирает! А вы скажите, скажите ей, заразе, что это ее долг!

Кристина исходит белой яростью: слепяще-белый блеск застилает ей глаза, и горло раскалено до белого каленья. Да ни за что в жизни!

– Алло, – кричит голос полицейского. – Алло, доктор Вульф! Вы меня слышите?

Кристина переводит дух и начинает говорить с металлом в голосе:

– Да, слышу. Но, к сожалению, ничем не могу помочь. Все это недоразумение. У меня вообще нет сестры.

– Да, но она говорит…

– Она лжет.

– У нее рецепт с вашей печатью.

Легкий холодок пробегает по Кристининой спине.

– Рецепт на лекарственный препарат?

– Нет-нет. Просто бланк. А на нем похабный стишок. Но печать – ваша. Кристина Вульф, медицинский центр Вадстены… Ведь это вы?

Кристина проводит рукой по волосам, она догадывается, что это за стишок, его никому из них никогда не забыть. Но она не даст завлечь себя в эту игру. Никогда.

– Это неудивительно. Если вы проверите по своим данным, то сможете узнать, что именно эта персона не так давно украла у меня блок рецептов. Ее за это судили.

Женщина-полицейский раздумывает, кажется, даже слышно, как она почесывает голову.

– Да, но в таком случае… Да, тогда не знаю даже, что нам делать.

– Вы можете обратиться в службу социальной помощи.

В трубке раздается треск, полицейская дама изумленно вскрикивает, и вдруг в Кристинино ухо орет знакомый голос, так что едва не лопается барабанная перепонка:

– Слушай, ты, кикимора, – рычит Биргитта, – ты всю жизнь только и делала, что меня шпыняла, но теперь хрен ты у меня отмажешься. Нашла тоже дурочку. Анонимки слать, а! Мать твою! Мать твою, да ты вообще охренела, это ж надо, что от злобы выдумала…

Кристина, швырнув трубку на рычаг, закрывает лицо ладонями. Все ее нутро вдруг сделалось водянистым и текучим, она сдулась, как шарик, и ей уже никогда не встать на ноги. Целую минуту она сидит, слыша, как тикают наручные часы, но потом какое-то движение в глубине кабинета заставляет ее посмотреть туда. Боже! Парнишка! Она про него забыла.

Повернувшись на винтовом кресле почти на целый оборот, она испускает глубокий вздох.

– Прости, пожалуйста, я не должна была брать трубку. Так о чем мы говорили?

Парень смотрит на нее, конъюнктивит превратил его глаза в две узкие черные полоски.

– Вы собирались выписать рецепт…

Он соскальзывает наконец со смотрового стола, и голос его вдруг звучит по-взрослому.