Апрельский туман

Я стою на балконе, курю какую-то дрянь и осоловело наблюдаю «человеческую комедию», разыгрывающуюся внизу, на Аллее Трех Кабальеро. Вон «дама с собачкой», как я ее окрестила, — толстая, «с признаками былой красоты на увядшем лице», как раньше писали в романах. Накрашена она шикарно, но по моде 80-х, длинные толстые ноги облачены в выцветшие спортивные штаны, на голове — убивающий жизнелюбие парик, на поводке — грязная старая болонка. Каждый вечер эта парочка под предлогом освежающей прогулки перед сном отправляется на поиски своего хозяина-алкоголика. Хозяин попадается им редко — благо 20 лет практики не прошли даром. Зато почти ежевечерне на их пути встречается юный 17-летний наследник, который, будучи пойман с поличным, ничтоже сумняшеся посылает родительницу на легендарные три буквы и преспокойно удаляется с сотоварищами в более приспособленное для благородного возлияния место.

Навстречу несчастной семьянинке, одурев от весенних радостей, сплетясь в единое целое, не выпуская сигарет из полудетских пальцев, ползут влюбленные подростки. Эту парочку я вижу впервые, и рефлекторно в моем подсознании включается секундомер — это у меня хобби такое: засекать, как долго живут чувства в современных сердцах. Пока опыт показывает, что в среднем — 1,5 месяца. Я провожаю новых подопытных кроликов взглядом видавшего виды экспериментатора, и в памяти вдруг всплывает насмешливое лицо Ники, удивляющейся, как можно тратить столько времени на подобную дребедень!

Ну вот, опять она! Обещала же себе не вспоминать больше о ней, но нет — процесс пошел, и он необратим: уже мощным потоком хлынули в голову тысячи слов, тысячи ситуаций, тысячи воспоминаний — и все о ней, все О НЕЙ! Теперь плевать на остальные ассоциации и размышления, плевать на чувство глобального одиночества, плевать на наблюдения над людьми — теперь все будет напоминать мне о Нике, теперь все во мне будет принадлежать ей. Не отличаясь особо хорошей памятью, все, что имеет хоть какое-то отношение к Нике, я как нарочно помню с такой точностью, словно это было вчера.

Да, точно таким же вечером мы шли полгода назад и точно так же пугающе пристально глядела на нас луна, и небо было таким же бездонным, и так же я пускала в небо облачка отравляющего дыма, и деревца — деревца были такими же худенькими и жизнелюбивыми. Ника только что подстриглась «под мальчика» и то и дело мотала головой, поясняя свои странные головодвижения словами, что наконец ей удалось почувствовать «невыносимую легкость бытия». Проезжается насчет популярного чешского писателя. Говорит, что нечасто можно встретить человека, пропагандирующего собственное душевное уродство с такой гордостью. Говорит, как всегда, не злобно, а скорее насмешливо. Не зря же она так любит ироничного Оскара.

Не дожидаясь, пока я подберу тактичные фразы и спрошу, как она решилась расстаться с той роскошью, о которой большинство среднестатистических девушек могут только мечтать, Ника задорно провела рукой по детскому затылку, взлохматив свои 2 см, и сказала, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, что это очередной эксперимент над собой.

Эксперименты она проводила постоянно, но надо отдать ей должное — исключительно над собой. Так, когда мы только начали сближаться, она шокировала меня, предложив представить себя еврейкой и пронаблюдать, как изменится мое мировоззрение. Над другими она не экспериментировала, — считала это занятие непорядочным и недостойным уважающего себя человека. Все, что мы можем позволить себе по отношению к другим, — это отстраненное наблюдение. Иначе мы не лучше тех, кто использует 25-й кадр или всякие рекламные манипуляторы. Впервые услышав Никино мнение на этот счет, я почувствовала что-то вроде укоров совести, потому как сама я с большим удовольствием экспериментировала над другими и не видела в этом ничего зазорного. В то время я незаметно для себя начала привыкать к ней, и когда между нами обнаружилась такая мировоззренческая пропасть, серьезно испугалась. Я поняла, что теперь все изменится, и боялась этих перемен.

Но тогда мы просто шли с пары теплым весенним вечером, и я знала только то, что мне хорошо вот так идти с этим человеком. И пока она не уплывает слишком далеко на своей волне и смотрит на меня глубокими, вдумчивыми глазами, мысли не властны надо мной.