Аптекарь

– Какое там подслушиваю! Это называется – всегда быть на страже своего пана! А ну как вас беда могла подстерегать. Когда в 1623 году вспыхнул во Львове мор, я единственный, ничего не боясь, прислуживал пану доктору бургомистру Павлу Кампиану[26] и ходил за ним, как тень. Он однажды так и сказал: «Айзек! Ты – моя тень».

– С какого момента ты слушал?

– С… с… э-э… как вам сказать. Я слышал не все, потому что должен был время от времени бегать к печи и, боюсь, самое важное пропустил. Но должен вас заверить, что я на вашей стороне, и никогда не предам вас, как предал Иисуса святой Петр или Павел… или Петр… – Он нахмурился. – Кажется, Павел…

– Прекрати. Немедленно признайся, что именно ты слышал.

Айзек опустил глаза.

– Я все слышал, пан. Что вы теперь живете жизнью своего товарища. И не вижу в этом греха. Особенно, если он сам того захотел.

Лукаш вздохнул.

– Ну, если ты уже все и так знаешь, остается только попросить, чтобы все это ты держал в тайне. Понимаешь? Панна на людях будет моим учеником. То есть юношей, а не девушкой.

– О-ой! Так это ж цурис! Лучше бы я этого не знал! Теперь я должен это хорошенько утрясти в голове, чтобы чего-то не напутать. А как мне ее называть?

– В образе девицы она – Юлиана, а в образе юноши – Лоренцо. Запомнил?

– Хе! Если я мог запомнить все меры, вес и цены, то каких-то два имени – как носом шмыгнуть. Побежал я есть готовить. У меня там в печи нога ягненка. Словно именно для такого случая. А потом откупорю аликант из самой Флоренции для Лоренции.

– Какой Лоренции?

– Ну, это – в рифму. Мы, поэты, любим рифмами баловаться. А если между нами, пан доктор, – он перешел на шепот, – девушка – высший сорт. Берите и не думайте. Только бы она в кухню не совалась. А ваша Гальшка – хитрая бестия. Хорошо, что вы ее прогнали.

– Я ее не прогонял.

– Нет? Как это так?

– Иди, готовь, что там у тебя. Позже при случае расскажу.

Глава 20 Гости из прошлого

Из записок Лукаша Гулевича

«На следующий день мы с Айзеком и Юлианой обедали в саду, сидя в плетеных креслах. В саду хозяйничало разбушевавшееся солнце, под расцветшим кустом жасмина на круглом столике, покрытом розовой вышитой скатертью, дымился грибной суп. Любопытствующие лучи ныряли, переламываясь, то в бокалы, то в бутылку красного вина. Вдруг зазвенели колокольчики на входе, я открыл дверь, и в аптеке появились незваные гости. Я узнал обоих моряков, которые глазели на меня на берегу, и сразу почувствовал, что меня ждут неприятности. И я не ошибся. Один из них, улыбаясь во всю ширину своей желтозубой рожи, произнес:

– Сеньор Мартин! У нас к вам очень важное дело, – и, взглянув на Айзека, который оценивал их строгим взглядом, добавил: – Но лучше бы нам переговорить наедине.

Я отвел их в соседнюю комнату, дав знак Айзеку все подслушать. Желтозубый, снова улыбаясь, спросил:

– Вы нас как будто не узнаете?

– А должен узнать?

– «Санта-Каталина», – промолвил он, и я онемел. Именно на этом корабле Мартин потерял глаз, а я получил ранение. Итак, эти люди знали, кто я на самом деле. Сам я их не вспомнил, потому что мы пересаживались на столько кораблей и столько моряков мелькало перед нашими глазами, что удержать в памяти все их лица было невозможно. Но запомнить медиков, конечно, было куда легче. После первого шока с появлением Юлианы новости о Калькбреннере – это было уж слишком.

Гости расселись на скамье, хоть я им и не предлагал, а желтозубый продолжал: