Аптекарь

Корабля из Португалии не было, зато причалил корсарский корабль из Дюнкерка, который, словно черный лебедь, грациозно вынырнул из густого тумана. Сначала появился нос, украшенный вырезанной из тиса Венерой, а затем натянутые белые паруса, увенчанные голландским флагом. На носу стоял капитан; держал руку на эфесе шпаги и свысока поглядывал на толпящийся люд, даже дыхание затаивший от той красоты, которая надвигалась на него. Казалось, если бы корабль, причаливая, не остановился, а двинулся дальше на берег, толпа даже не расступилась бы, очарованная им и загипнотизированная, как кролик удавом. Но корабль встал и бросил якорь. Корсары грузили на лодки товары, которых с нетерпением ждали толпы народа, чтобы быстренько скупить все, не особо рассматривая, ведь известно, что у корсаров всегда есть чем поживиться. И когда лодки приближались к берегу, перекупщики сбивались в неуправляемый сгусток тел, который находился все время в нервном движении и толчее, а кое-кто даже вырывался вперед, заходя чуть ли не по пояс в воду, чтобы первым коснуться рукой какого-нибудь мешка и, угадав его содержимое, первым же услышать цену.

Сразу за корсарским причалил корабль из Кенигсберга, с него тоже спустили шлюпки. Аптекарь стоял на берегу и завороженно ловил все звуки, он уже никого не ждал и никого не встречал, ведь прибывшие корабли его не интересовали, но что-то ему подсказывало, что на берег вот-вот сойдет кто-то очень для него важный, хотя он и не понимал, кто бы это мог быть. Через минуту с лодок, причаливших к берегу, вышло несколько купцов, галдевших по-испански, четыре шотландских воина в клетчатых юбочках, у одного была на плече волынка, остальные были немцы.

С каждым таким кораблем Львов разбухал, разрушались очередные препоны, и мир распахивался настежь, чужие голоса сплетались в хоры и раздавались в торговых кварталах, где магазины и палатки жались один к другому, и из каждого доносились галдеж, гогот, восклицания. А среди всего этого гула внезапно выстреливал в небо невероятно звонкий крик мальчишки, которого нанимали армяне, сарацины или турки, чтобы он как можно громче расхваливал их товар. Но пока еще господствовало утро, палатки только открывались, извещая об этом громким хлопаньем ставен, прибывали сотни фур с товаром, безжалостно громыхая разводными мостами, переброшенными через фортификационные рвы, торопясь к главным воротам – Краковским и Галицким – внутрь города, а затем те же фуры тарахтели на выбоинах, и кислый запах конского навоза уже витал в воздухе.

От корсарского корабля отчалила последняя лодка и поплыла к берегу. Из нее вышли несколько человек, среди них – хромой капитан, уже на берегу он гаркнул команде: «Деньги будем делить “Под Пестрой Уткой”!» – и в сопровождении двух моряков отправился в город. Минуя аптекаря, моряки на мгновение остановились и внимательно присмотрелись, было такое впечатление, что они собирались подойти, но внезапно передумали и двинулись за капитаном. Лукаш проводил их взглядом и заметил, что один из них оглянулся, а второй дернул его за руку.

Аптекарь хотел было вернуться домой, когда услышал за спиной женский голос, окликавший его по имени. Он оглянулся. К нему приближалась фигура, закутанная в плащ, лицо скрывал капюшон, левая рука лежала на эфесе шпаги, в правой была дорожная сумка.

– Пан Мартин Айрер? – промолвила женщина. – Я не ошиблась? Откуда вы узнали, что я приеду?

– Что? Нет, я здесь совершенно случайно. Ожидал другой корабль. А вы ко мне?

– У меня для вас письмо. Вот. – Она протянула запечатанное сургучом письмо. Он поблагодарил, спрятал письмо и снова намерился идти, но женщина сказала, что письмо он должен прочитать при ней, а когда прочтет, то поймет почему. Аптекарь кивнул и сказал, что сделать это они могут у него дома. Он взял у нее сумку, и они пошли по Краковской улице на Рынок, шли молча, лишь иногда аптекарь подсказывал женщине, куда ступать, чтобы не угодить в грязь.

В аптеке за прилавком распоряжался Айзек. Из трубки, торчащей из желтых зубов черепа, вился легкий ароматный дымок. Эта идея Айзека удивляла не одного клиента. Лукаш отвел женщину в соседнюю комнату. Когда она сбросила плащ, под которым было мужское платье, он смог, наконец, ее разглядеть. Это была молодая девушка, ее черные волнистые волосы были подстрижены до плеч. Красивое лицо, увенчанное острым орлиным носиком, кого-то Лукашу напомнило, но вспомнить он не смог.

Он подошел ближе к окну и распечатал конверт. Письмо было адресовано, понятное дело, Мартину от Михала Родзейовского из Кракова, старого товарища, с которым Мартин учился медицине. Лукаш тоже хорошо его знал и слышал, что тот вскоре стал помощником епископа.