– Только не мы. Моя команда состоит в основном из голландцев и немцев, также итальянцев и испанцев. А там – англичане, французы… Нам с ними трудно найти общий язык. Но надо, надо найти уютное место, чтобы была возможность отдохнуть и восстановить силы. Если бы таким местом стал Львов, я был бы самым счастливым человеком на земле. Хотя Львов – город-хамелеон. Изменчивый и непостоянный, как красивая женщина, которая знает себе цену. Здесь богатые делают вид, что они беднее, чем на самом деле, бедные – что богаче, чем кажутся. Львов манит к себе и одновременно отдаляется, влюбляет и изменяет, продается, не продавшись. Ты думаешь, что он уже твой, а он – как песок сквозь пальцы.
Глава 19
Юлиана
Сны ему иногда мешали своими видениями, снились битвы, в которых он побывал, снилось, как стучат в его окно и зовут на новую войну, которой нет конца, и он отправляется, и снова слышит, как хлюпают весла по воде, как шумит море и бьют пушки, но эти сны о войне не пугали его так, как те, что вели куда-то в неведомое, когда он бродил в каких-то неизведанных просторах, где-то на обочине долгой серой ночи, в прохладной темноте под молчаливым, как гроб, небом, а лунный свет все отвердевал и сунулся по поверхности земли, как невод, зачерпывая каждое живое существо, также заблудившееся в этих сумерках. Так, идя наугад в своем сне, он вдруг увидел перед собой что-то темное, а коснувшись рукой, нащупал стену – влажную и скользкую, под пальцами закопошились слизни. Где начало этой стены и где конец? Он шел вдоль стены, скользя по ней рукой в надежде нащупать ворота, и при этом чудилось ему, что кто-то неизвестный крадется за ним, как убийца, что-то там двигалось в его сторону, что-то похрустывало на сухих ветвях и дышало в спину. Он боялся обернуться, хотя дыхание уже обжигало ему затылок. Наконец рванулся и проснулся весь в поту.
Сны поспешно растворились, повстречавшись со светом, хотя и довольно тусклым и робким, а заспанные глаза начали различать образы реального мира, последние минуты перед сном и первые после пробуждения – это моменты, которые не позволяют сориентироваться: жив ты или умер, это как переход от тени к свету, когда теряется острота образа и все окутывает хаос, но знакомые предметы приобретают медленно узнаваемые очертания, а сознание, с неохотой покидающее неизвестные территории, удивляющие своей таинственностью, теперь успокаивается и обретает свое место в пространстве.
Аптекарь плеснул холодной воды в лицо. Из кухни доносился запах еды: Айзек наконец дорвался до печи и с удовольствием распоряжался там, удивляя хозяина своими кулинарными талантами. В этот раз на завтрак была гречневая каша с молоком. Завтраки были простыми, зато на обед Айзек готовил всегда ароматный суп и что-нибудь из мяса, которое покупал каждое утро у одного и того же мясника – австрийца Кугеля. Его мясная лавка отличалась чистотой и не шокировала запахами. Сюда опасались соваться собаки, потому что крепкий парень с палкой в любой момент мог пересчитать им ребра. Пан Кугель знал Айзека еще с тех пор, когда он был уважаемым купцом, и очень обрадовался, что сейчас ему, наконец, повезло в жизни и он нашел применение всем своим разнообразным способностям.
Позавтракав, Лукаш решил пойти к реке посмотреть, не прибыл ли корабль из Португалии, на котором должны были доставить ему много ценного товара. Рассвет медленно вливался в город по тихим переулкам, как слепец, нащупывая удобный путь, и пытался вытолкнуть мглу, уютно улегшуюся между домами, разбрасывая здесь и там, как тайные знаки, сизые клочья тумана, а город вбирал их и поглощал, будто несытый удав. По дороге Лукашу встречались проститутки с помутневшим взглядом, которые тянулись домой после ночных оргий, из шинков вываливались заспанные и захмелевшие моряки и, шатаясь, брели к своим кораблям.
Мгла таинственна и непроницаема, загадочна и тревожна, но иногда хочется всматриваться в нее, пронизывать ее взглядом, хотя это все равно, что пытаться разглядеть дно в ведре с молоком, а однако же она очаровывает и привлекает взгляд. Мгла, которая заволокла Полтву, была столь же загадочна и маняща; мачты подплывающих кораблей лишь верхушками выглядывали из нее, словно шпили соборов из снежных лавин, а из непроглядной мглы раздавались возгласы моряков, хлюпали весла, скрипели мачты и канаты, небрежно скрученные паруса звонко хлопали и трепались на ветру, чайки клекотали и кричали, и в небе закипал их лёт, плескалась река и накатывалась на берег. Но понемногу корабли преодолевали мглу, и можно было их рассмотреть. Из двух только что причаливших кораблей спустили на воду лодки и высадили путешественников. Лодки одна за другой выползли на гравий, прибывшие вышли на берег с сумками и мешками, сундуками и ящиками, и вскоре исчезли в улочках, а лодки вернулись за остальными.