Арабская поэзия средних веков

Ты плачешь? Сухейя сурова с тобой?
Ты плачешь? А прежде ты был не такой!

Отвергла меня, даже слова не молвила,

Потупила очи газели степной.

Даришь ей любовь — преклонения требует,

Бесчувственна, словно кумир неживой.

Сухейя! Быть может, сегодня ты сжалишься?

Как раб, со склоненной стою головой.

Неужто не знаешь, как смел я и доблестен,

Когда нападаю на вражеский строй,

Когда на вспотевших конях безбородые

Наездники в страхе бегут предо мной?

Ударил я — падает враг окровавленный,

Бледнеет, сраженный моею рукой.

«Я нападал столько раз на отряды врага…»

Я нападал столько раз на отряды врага,
Вел за собою наездников, серых от пыли,

Мы, атакуя, безмолвно мечи возносили,

Чье полыхание жару подобно в горниле.

Только высокие родом в дружине моей.

Помню: когда они копья с врагами скрестили,

Блеск наконечников мог бы и тьму разогнать —

Он ослепляет, он молнии равен по силе.

В битве испытаны воины, каждый верхом

На удалом жеребце или резвой кобыле.

Всадник в доспехах нелегок, и мы лошадей

Часто ведем под уздцы, если лошади в мыле.

Но прирастаем к седлу, и уже нас не сбить,

Если на вражьи ряды скакунов устремили.

Каждый из витязей воду прошел и огонь,

Ходят о них на легенды похожие были.

В час, когда всадников клонит в походе ко сну,

Следом за мною во мрак смельчаки уходили.

Шли мы всю ночь по тяжелым дорогам, пока

Стрелы восхода вселенную не озарили,

В полдень нам встретился недруг, и ринулся я,

Первым ударил, врага обрекая могиле.

Долго мы бились, и черные кони врагов

Алыми стали, как будто их краской покрыли.

Я возвращался домой с головою вождя,

Верные други мои остальных изрубили.

Грозное в битве, отходчиво сердце мое,

Если влюблен я, то нежность дарю в изобильи.

Аблу об этом спросите. Как жаждут ее

Руки и губы мои, — о других позабыли!

Если она позовет — я на помощь иду,

В бедах она лишь моей доверяется силе.

«К седлам верблюдов уже приторочены вьюки…»

К седлам верблюдов уже приторочены вьюки,
Кружится над головой черный ворон разлуки,

Крылья его облиняли и перья торчком.

Нашей разлукою тешится ворон от скуки.

Я его проклял: «Бездомным, бездетным живи!

Вечно терпи одиночества тяжкие муки!

Из-за того, что разлуку ты мне возвестил,

Ночи не сплю и ломаю в отчаянье руки».

«Смешон для Аблы удалец…»