Арабская поэзия средних веков

В стан я племени прибыл, чьих воинов славны дела.
Было время покоя, роса на пустыню легла.

Там я девушку встретил, красивее всех и стройней,

Как огонь, трепетали запястья и бусы на ней.

Я красы избегал, нарочито смотрел на других,

Чтобы чей-нибудь взор не приметил желаний моих,

Чтоб соседу сказал, услаждаясь беседой, сосед:

«Небесами клянусь, эта девушка — жертва клевет».

А она обратилась к подругам, сидевшим вокруг,—

Изваяньем казалась любая из стройных подруг:

«Заклинаю Аллахом — доверюсь я вашим словам:

Этот всадник заезжий пришелся ли по сердцу вам?

К нам войти нелегко, он же прямо проходит в шатер,

Не спросившись, как будто заранее был уговор».

Я ответил за них: «Коль приходит потайный жених

На свиданье любви, никакой ему недруг не лих!»

Радость в сердце влилась, как шатра я раздвинул края,

А сперва оробел, хоть вела меня воля своя.

Кто же к ней, белолицему солнцу в оправе зари,

Не придет повидаться, лишь раз на нее посмотри?

«Возле крепости Амир…»

Возле крепости Амир я вспомнил, подруга, тебя,
У колодца я вспомнил — слеза из очей излилась.

Значит, здесь и привал верблюдицам легким моим,

Если путь и далек, не спешим мы на этот раз.

Сам с собой говорить я стал о своей Зайнаб,

И слова о любви не скудели, к любимой мчась.

Вспоминаю о ней, когда солнце приходит к нам,

Вспоминаю о ней, когда солнце уходит от нас.

Много женщин кругом — со мною она лишь одна,

Я стихи лишь о ней слагаю, у сердца учась.

Если кто заслужить благосклонность хочет мою,

Пусть в речах его будет восторгов моих пересказ.

Если взор затуманится, я говорю: «Может быть,

Это образ Зайнаб туманит зрачки моих глаз?»

Если ноги в пути онемеют, вспомню ее,—

И уже ободрился и боль в ногах унялась.

«Возле Мекки ты видел…»