Арабская поэзия средних веков

Кто болен любовью и ревности ведал кипенье,
Кто долго терпел и, страдая, теряет терпенье,

Тот жаждет всечасно, и цель им владеет одна,

Но, сколько ни бейся, ни ближе, ни дальше она.

Подумает только: «Я хворь одолел!» — но, угрюмый,

Вновь страстью кипит, осаждаем назойливой думой:

«Она холодна», — и тотчас из горящих очей

Покатятся слезы и в бурный сольются ручей.

Когда он один, со своею желанной в разлуке,

Бедняк убежден, что до гроба не кончатся муки.

Он призраком бродит, покойником стал, хоть и жив,

На плечи любовь непосильною ношей взвалив.

И жизнь ненавистна, и ум ни во что не вникает.

Кто любит такую, на гибель себя обрекает;

Лишится ума, кто влечения к ней не уймет;

Замрет в удивленье, кто нрав ее честный поймет.

«Много женщин любил я…»

^{127}

Много женщин любил я, и сердцем они не забыты,
Но любовные думы с печалью глубокою слиты.

Знайте, други, недавно я в знатную страстно влюбился,

Ей в роскошном дворце услужают рабы и наймиты.

Нрав у девушки мил, и прельстительны пышные бедра,

С нею в близком родстве благородных кровей курейшиты^{128}.

Во дворце у нее много женщин в ее подчиненье,

Предки знатны ее, между всеми они знамениты.

Скажешь ты: облаками укутано нежное солнце,—

Тонок йеменский плащ, золотыми узорами шитый.

Взор блеснул из-за шелка, мое обезумело сердце —

Но задернулся плащ, ей служанки прикрыли ланиты.

И сказал я, уже отделен от нее покрывалом:

«Вот награда любви?» — а рабыни ее деловиты,

И сказала одна из невольниц ее тонкостанных:

«Кто влюблен, те порой не напрасно бывают сердиты.

Надо так поступить, чтобы стал стихотворец доволен:

Чтобы дело уладить, служанку к нему отряди ты.

Он и честен и чист; кто толкует тебе о разрыве,

Тех не слушай, беги, наставления их ядовиты.

Бога, что ль, не боишься? Твой пленник, тобой покоренный,

И на Страшном суде справедливой достоин защиты.

Иль его ты убей, и навеки его успокоишь;

Ты — живи, он — умри, — значит, оба вы будете сыты,—

Иль убийце отмсти, как написано — око за око —

По Святому писанью, — и будут обиды убиты.

Или, в-третьих, его полюби, как воистину любят,

Худо, если любовью коварство и злоба прикрыты».

«Посмотри на останки…»