Арабская поэзия средних веков

В пути любимая наведалась ко мне —
Всю ночь друзья мои сидели в стороне.

Хоть сон мой крепок был, я пробудился вдруг —

И вновь меня объял души моей недуг.

Румейла у меня, и пусть мелькает злость

В глазах ревнивицы, — по есть ли слаще гость!

Путь к сердцу моему Румейла раз нашла.

Совсем невдалеке тогда она жила.

А я — я в Мекке жил. Я был в нее влюблен,

Она же без любви взяла меня в полон.

Но шепот горестный я в сердце сохранил

В миг расставания: «Итак, ты изменил!»

Смертельно раненной она казалась мне

Страданием своим, но я страдал вдвойне.

Укоры горькие средь общей тишины

Я слушал, за собой не чувствуя вины:

«Своим отъездом мне ты душу истерзал,

Подругу бросил ты, разлуку в жены взял!»

В слезах — и до сих пор текут они из глаз —

Ответил я: «Бросал я женщин, и не раз,

Но утешался вмиг, не чуял тяготы,—

Но нет, меня теперь утешишь только ты!»

«Вкушу ли я от уст…»

Вкушу ли я от уст моей желанной,
Прижму ли к ним я рот горящий свой?

Дыханье уст ее благоуханно,

Как смесь вина с водою ключевой!

Грудь у нее бела, как у газели,

Питающейся сочною травой.

Ее походка дивно величава,

Стройнее стан тростинки луговой.

Бряцают ноги серебром, а руки

Влюбленных ловят петлей роковой.

Влюбился я в ряды зубов перловых,

Как бы омытых влагой заревой.

Я ранен был. Газелью исцеленный,

Теперь хожу я с гордой головой.

Я награжден за страсть, за все хваленья,

За все разлуки жизни кочевой.

К тебе любовь мне устрашает душу,

Того гляди, умрет поклонник твой.

Но с каждым днем все пуще бьется сердце,

И мучит страсть горячкой огневой.

Мне долго ль поцелуя ждать от той,

Что в мире всем прославлена молвой?

Что превзошла всех в мире красотой —

И красотой своей и добротой?

«Сторонишься, Хинд…»

Сторонишься, Хинд, и поводы хочешь найти
Для ссоры со мной. Не старайся же, нет их на деле.

Чтоб нас разлучить, чтоб меня ты сочла недостойным,

Коварные люди тебе небылицы напели.

Как нищий стою, ожидая желанного дара,

Но ты же сама мне достичь не дозволила цели.

Ты — царская дочь, о, склонись к протянувшему руку!

Я весь исстрадался, душа еле держится в теле.

В свой ларчик заветный запри клевету и упреки,

Не гневайся, вспомни всю искренность наших веселий.

Когда ж наконец без обмана свиданье назначишь?

Девичьи обманы отвратней нашептанных зелий.

Сказала: «Свиданье — в ближайшую ночь полнолунья,

Такими ночами охотники ловят газелей».

«Велела мне Нум передать…»