Арабские скакуны

Серьезные люди рассаживались по «Волгам» с синими и красными фонариками на крышах, метрдотель в облегающем сюртуке, с кружевным платочком в наманикюренных пальцах объяснял группе недавно прибывших японцев, что ничего особенного не случилось, что люди в камуфляже и с короткоствольными автоматами лишь внешнее, лишь проходящее, лишь то, что имеет к русской душе отношение случайное, но приглядевшись внимательнее, я понял, что это не метрдотель, а известный камерный певец, приехавший на свой же концерт в — конференц-зале отеля.

— Комбава! — поприветствовал я несчастных туристов, они же, слегка ошарашенные, радостно закивали.

Иосиф Акбарович поджидал меня под козырьком. Он курил, часто затягивался, имел взъерошенный вид.

— Твои познания в языках внушают трепет, — сказал Иосиф.

— Если тебя как-нибудь, не дай бог, измудохают, у тебя будет много времени на лечение, то ты по моему примеру сможешь заняться компьютерным освоением языков. Эффект практически нулевой, но впечатление можно произвести…

Известный камерный певец вышел вслед за нами, и Иосиф, по моему примеру приняв его за метрдотеля, прищелкнув пальцами, сквозь зубы обратился к нему:

— Любезный! Изобразите-ка нам такси!

Одутловатое лицо певца от обиды залоснилось.

— Это певец, а не работник гостиницы, — пришел я на помощь.

— Ну, пусть подработает! — сказал Иосиф. — Предоставление услуг самый надежный бизнес, а на вокальное искусство надеяться глупо…

Тут возле нас затормозил темно-красный «мерседес», и водитель крикнул, что послан Снежаной, чтобы поступить в подчинение к Иосифу Акбаровичу.

— Это я! — объявил Иосиф, и мы полезли в «мерседес».

— Ты бы хоть напоследок что-нибудь спел! — на прощание предложил Иосиф певцу, а мы поехали. Кто знает — может, певец и блажил нам вслед. Куда, куда вы удалились!

Тут я вспомнил, что только завтракал, причем стряпней Иосифа.

— Иосиф! — сказал я. — Если мы едем к Ивану, давай купим еды. У него же всегда шаром покати.

— Со вчерашнего у него должны были остаться огурцы и куриные грудки. Грудки мы пожарим, огурцы пойдут на закусь… Следовательно, нужны хлеб и водка. Ну, пять-шесть пива. И потом — как ты можешь думать о еде? Убили моего сына!

Иосифа несло. Четверо дочерей! Четверо красавиц. И сейчас он должен был начать говорить, что его жизнь поломана, что он всегда занимается другими людьми, другими делами, а не собой, не своими делами, что если бы он был занят собой и своими делами, то не упускал бы сына из поля зрения, что тогда бы с сыном ничего не случилось. И он действительно начал это говорить, начал выгружать из себя потоки слов, все — монотонно, без ващинского напора, но куда с большей убедительностью. Я немного послушал, послушал, достал телефон и набрал номер моего приятеля, того, что снабжал меня материальчиками.

Мой приятель что-то жевал и очень удивился моему звонку. Голос его пробивался сквозь похрустывание и дробящееся эхо. Я объяснил, что меня позвали на беседу в одно хорошо известное ему учреждение, что мне бы хотелось с ним посоветоваться, как себя вести.

— А что за учреждение-то? — спросил мой приятель.

— Контора. Бывшая глубокого бурения, ныне — федерального. Я должен быть там завтра утром, вот я и хотел…

Мой приятель хмыкнул.

— Пусть пришлют повестку. По устному приглашению не ходи. Ты как вообще? Оклемался? Ничего не болит?

— Нормально всё со мной. Спасибо за совет! — сказал я. — Позвоню послезавтра! Пока! — и вспомнил, что мною у гостиницы оставлен джип! С исполнительным, вышколенным водителем! А я еду прочь на другой машине! Я позвонил водителю джипа, спросил, что тот делает. Он, оказывается, смотрел телевизор, обзор матчей еврокубков. Я поинтересовался — не звонил ли кто ему, не разыскивал ли? Водитель ответил, что ему звонил Кушнир, спрашивал, чем вызвана задержка, говорил, что закуски ждут, водка холодится, вина шамбрируются. Я поинтересовался — в каком ресторане, а водитель ответил, что об этом должен знать я. Тогда я сказал ему, что на сегодня он свободен, что своей властью я отпускаю его на все четыре стороны, и набрал номер Кушнира.

— Слушай! — стоило Кушниру услышать мой голос, как он взял капризно-барственный тон. — Это ни в какие ворота не лезет! Все куда-то подевались, Шарифа нигде нет, Ашота нигде нет, а ты не едешь, я сижу в кабаке, ем уже вторую порцию паштета… Подожди, тут по телевизору… Я тебе перезвоню!

— Ты не видел там телекамер? — спросил я у Иосифа Акбаровича.

Иосиф как раз наливал в стакан с тяжелым, толстым донышком что-то насыщенно-коричневое. В темно-красном «мерседесе» имелся бар, в баре стояли хрустальные штофики без этикеток. Культура! Узнай по цвету, по запаху! Или — знай заранее, что ты можешь найти в автомобильном баре. Нет, что вы! Этот сорт коньяка в машине не пьют! Скоты!

— Где? — откликнулся Иосиф.

— Там, в гостинице. Не было ли там телевизионщиков? Из всяких там «Дорожных патрулей» или «Дежурных частей»? Или просто из какой-то телекомпании?

— Вроде какой-то малый ходил с камерой на плече. А что?