Арабские скакуны

— В толпе охранников? Ждать, пока специально подпиленное дерево раскокает твою голову? У него недвижимость, дома, там будут висеть Ивановы арабские скакуны, а ему нужна безопасность, безопасность и спокойствие.

— Нам бы они тоже не помешали…

— Это точно!

Мы сели в кресла неподалеку от лифтов, Иосиф закурил.

— Понимаешь, — в глазах Иосифа появилась поволока, ноздри его задрожали, — эта Снежана в меня втюрилась, она на людях меня волтузит, шпыняет, хамит мне по-страшному, но стоит нам оказаться вдвоем, падает на колени, просит прощения, умоляет даже…

— А ты?

— В меня давно не влюблялись. Я бы сказал, что меня никто никогда не любил, за исключением бабушки, тети, мамы, но меня любит Айдан, её любовь это, ты понимаешь, вселенная. А эта Снежана…

Я посмотрел на Иосифа. Выглядящий значительно старше своих лет, толстый, обвислый мужик. Носище, брови, щетина. Торчащие из ноздрей жесткие волоски. Его любят! Перед ним падают на колени, у него просят прощения! Любовь его жены — вселенная. С туманностями и черными дырами, не иначе.

— И она первая, которой не надо предлагать — давай, мол, вот так, а давай так, а сделай так, — первая, которую не надо уговаривать. Мне стоит только подумать, а она уже меняет позу, уже делает то, что мне хочется. И я, как десятиклассник, выдаю такие кульбиты! — его миндаль сузился, губы растянулись в улыбке. — И она такая добрая! То, что она говорит, то, что ругается, — это внешнее, наносное. Она внутри совсем иная. Она одинокая, очень одинокая, дочь в интернате, в Швейцарии, сын в школе, в Англии, — ни знакомых, ни друзей…

— А ты заплачь, — предложил я Иосифу, — пусти слезу! Разрыдайся!

Иосиф дернулся, искоса посмотрел на меня, полез за новой сигаретой.

— Нет, ну правда! Вернись, бухнись перед ней на колени, в качестве ответного хода, или, наоборот, обхами ее, обзови блядью позорной, вонючей подстилкой, сукой продажной…

— Ну ладно! — Иосиф положил руку мне на плечо. — Хватит, хватит…

— Почему хватит? — спросил я. — Ты мне расписываешь качества обыкновенной шлюхи, у которой в мозгах больше, чем две извилины. И тебя поражает, что их больше. Так у тебя выборка плохая, хоть ты и перетрахал… Сколько ты перетрахал?

— Около тысячи… Постой… Да, почти столько! С ума сойти!

— И всё равно — выборка у тебя плохая, ты…

Из одного лифта вышли серьезные люди, из другого — санитары выкатили носилки. На них лежало тело в наглухо застегнутом черном пластиковом мешке.

— Кто-то дал дубака! — сказал Иосиф. — Катят, козлы, головой вперед…

— Они вкатили вперед ногами, не разворачиваться же в лифте, — выступил я в защиту санитаров, но они не развернули носилки, а в том же порядке проследовали к выходу, и сквозь стекло мы увидели, как они загружают тело в труповозку. — Это, кстати, тот тип, которого я сегодня встречал в аэропорту. Канадец один, приятель и компаньон Сергея. Помнишь моего одноклассника? Ему вышибли мозги. Не однокласснику, а канадцу. Примерно за двадцать минут до того, как я за ним заехал. Теперь не знаю, что делать. Мои начальники, к которым я должен его привезти на ужин, куда-то запропастились, Сергей сидит в итальянской тюрьме и ждет, что его вытащат адвокаты, адвокатам и Сергей, и всё остальное по хрену, дома у меня трое диких америкосов, завтра нам надо быть в Кокшайске…

— Там убили моего сына! — лежащая на моем плече рука Иосифа отяжелела, крепкие волосатые пальцы сжались, и стало больно. — У меня отняли сына! Едем к Ивану, там что-нибудь придумаем, что-нибудь решим! Он, кстати, должен был заняться билетами!..

Мы поднялись и, смешавшись с группой серьезных людей, направились к выходу. Один из них набирал номер на своем мобильном телефоне. Когда он поднес его к уху, зазвонил мой. Я приотстал, вытащил трубку.

— Добрый вечер! — услышал я и, вглядевшись в уходящего серьезного человека, понял, что говорит именно он. — Простите, это вы минут сорок назад звонили по номеру… — и он назвал гостиничный телефон канадца.

— Да, — ответил я.

— Понимаете, тут случилась одна досадная неприятность. И мне…

— А вы кто? — спросил я.

— Я товарищ господина… — серьезный назвал фамилию канадца. — Мне бы очень хотелось с вами встретиться. Как можно скорее.

— Скорее — это когда?

— Прямо сегодня. Прямо сейчас.

— Сейчас я не могу, — сказал я после небольшой паузы. — Я уже собираюсь спать. У меня был очень тяжелый день.

— Тогда завтра. Утром. Запишите адрес, — он продиктовал. — Подъезд номер один. Пропуск для вас будет. Меня зовут Анатолий Петрович. Договорились? Часам к девяти. Хорошо?

— Хорошо! — ответил я и отключился.

Какой милый адрес! Какой милый подъезд! Через него когда-то входил Юрий Владимирович Андропов. А завтра войду я. Или нет — не войду, а уеду, уеду в Кокшайск, уеду, чтобы никогда не возвращаться назад. Анатолий Петрович! Не жди меня!