Арабские скакуны

Анна Сергеевна замолчала и молчала, пока мы не приехали к дому, где Маша и ее Реджи снимали квартиру. Напротив подъезда стояла серая «Волга», в ней сидели гэбэшники: Рэджи представлял для «конторы» несомненный интерес, он встречался с какими-то деятелями Хельсинской группы, он занимался не только физикой высоких энергий, но и историей революционного движения, и снимаемые им квартиры вечно наполняли идейные марксисты, утверждавшие, что в СССР от истоков ушли слишком далеко, что к истокам пора вернуться. Анна Сергеевна определила гэбэшников сразу.

— Попадешь к этим, — сказала она, — и сразу все расскажешь! И от Машки отречешься, и от мамы родной!

Я сказал, что, мол, не знаю, как от её дочери, но вот от мамы отречься не могу ввиду отсутствия таковой.

— Так ты еще и сирота?! — она взглянула на меня с интересом.

— Сирота, — кивнул я. — Меня воспитывала бабушка. Отец служил на Северном флоте, у него там была другая семья. Мать умерла, когда мне было полтора года…

— Романтично-то как! — Анна Сергеевна сунула таксисту деньги. — Ты по-аккуратней с моими чемоданами, сиротинушка. Там много ценных вещей…

И вот теперь, а именно — завтра Анна Сергеевна летела с нами, то есть — мы летели с нею в Кокшайск! Ого-го!

— Послушай! — сказал я Ивану. — Ведь я должен лететь с Ващинским, к тому же мои америкосы вроде бы берут меня с собой и теперь еще Анна Сергеевна…

Но Иван спал. И во сне храпел. Тут в мастерскую вернулся Иосиф Акбарович, уселся напротив, закурил и налил себе и мне.

— Ты слышал про Анну Сергеевну? — спросил я.

Иосиф покраснел и кивнул. «Вот сейчас окажется, что у нее был роман и с Акбаровичем, что этот сатир с нею спал», — подумал я, а Иосиф покраснел еще сильнее, поднял рюмку и сказал:

— Выпьем, дружище! Я совершенно не виноват, совершенно! Она приехала в Баку, а я тогда заехал к своему бакинскому дяде, заехал вместе с нахичеванским, нахичеванский ее увидел, влюбился по уши, и тут такое началось! Это было задолго до Машкиного отъезда, задолго…

— Ты хочешь сказать, что познакомился с Анной Сергеевной раньше меня?

— Конечно, раньше, но позже Ващинского, который познакомился с нею через своего отца, которому Аннушка помогла получить заказ на монумент защитникам Ладоги. Там этих монументов!.. И позже Ивана!

— А этот-то как?!

— А он, сачок, поехал якобы поступать в Ленинград в Военно-морское училище связи, представляешь — из пустыни, погранец, в морское училище! Это только Иван мог так все придумать! А она, Анна Сергеевна, была тогда женой начальника училища, и вот Иван…

Все! С меня было довольно! Это было выше моих сил! Я поднялся так резко, что чуть не опрокинул стол на Иосифа Акбаровича. Бутылка упала, рюмки упали, Иван не проснулся.

— Ты что? — Иосиф вытаращился на меня. — Что с тобой, дружище?

— Я еду домой! — сказал я. — Завтра мы встретимся в аэропорту. Если не встретимся там, встретимся на месте. В Кокшайске. Если не встретимся там, встретимся…

— В раю! — встрепенулся Иван. — Что, Иосиф, у нашего борзописца новый приступ откровений?

— Не трогай его! — крикнул Иосиф. — Он хороший, он единственный, кто…

Но узнать, кто я и почему единственный, мне не довелось — меня просто-таки выбросило из Ванькиной мастерской, я сбежал по ступеням крыльца, выскочил из подворотни в переулок. Была ночь, кромешная темнота, ни одного фонаря, только где-то в вышине располагались маленькие звезды, желтые и яркие, словно кто-то острой иглой пронзил бархат неба и стала видна подложка из сусального золота, подсвеченного сильным фонарем. В больших серых домах, за плотными шторами окон чувствовался уютный вечерний свет. «Куда? — подумал я. — Налево? Направо?» и налетел на стоявшего в подворотне человека. Он был очень высок и крепок. Мне показалось, что лбом я попал ему в солнечное сплетение.

— Извините! — сказал я.

— На пару слов! — сказал человек и взял меня за руку: это была железная хватка.

— В чем дело?! — попытался я возмутиться, но человек приподнял меня и понес, понес к стоявшему возле подворотни длинному лимузину, на котором при нашем приближении зажглись габаритные огни, который ослепил меня светом фар. Мягко щелкнула дверца, легким нажимом большой ладони человек заставил меня пригнуть голову и впихнул в чрево машины. Дверца закрылась за мной.

— Ну? — узнал я голос сидевшего на заднем сиденье, в самом углу Ашота. — Кто там его грохнул? Рассказывай все!

— Ашотик! Я их ждал на ужин, стол был заказан, бабок было заплачено… — вякнул Кушнир.

— В самом деле! Мы с этим канадцем, помню, в прошлый его приезд пили, говорили, дела делали, а тут на тебе… — удивился рядом с Ашотом Шариф Махмутович.

— Помолчите вы, оба! — Ашот был в шляпе, из-под шляпы выглядывал Ашотов нос, под носом тускло поблескивал золотой зуб: он то ли улыбался, то ли скалился, мой василиск. — Что теперь делать будем? Сергей завтра приедет, что ему скажем? Счет ему из ресторана покажем, с твоими друзьями, художниками ебанутыми, познакомим? Там же серьезно все, конкретно серьезно. Нас всех не завтра, так послезавтра начнут таскать на допросы, начнут…