Арабские скакуны

После обыска, после того, как конфисковали шнурки из моих любимых «тамберленд», ремень из вельветовых, в мелкий рубчик «ранглер» — эту фирму я тоже люблю, — как забрали деньги, футляр с дискетами, брелок с ключами от квартиры, телефон, записную книжку и ручку, на столе между мной и дознавателем осталась кучка принадлежавших мне вещей. Дознаватель брезгливо пододвинул ее ко мне, я распихал все по карманам. Теперь, вытаскивая эти вещи одну за другой, я поражался тому, сколько всякого барахла может поместиться в карманах куртки: носовой платок, брошюра Людвика Вечержи «Розы» (Прага, 1971 год издания), бумажные спички из парижского кафе «Куполь» с нацарапанным на обороте упаковки именем «Зина», три таблетки активированного угля, непочатая упаковка жевательной резинки «Орбит», чуть помятая сигара «Кохиба», початая пачка сигарет «Кэмел» без фильтра — всё остатки от щедрости моей дорогой Аннушки, багажная квитанция из камеры хранения железнодорожной станции Кольчугино, моток суровых ниток и наперсток, презерватив в серебристой упаковке с двумя сердечками и надписью «Удачи!», маленькая прозрачная, плотно закупоренная бутылочка с наклейкой «Spirit of Holy Land», зубочистки в упаковке со штампом «Malta Air» и красным мальтийским крестом. Откуда все это оказалось в моих карманах, почему не было изъято дознавателем в качестве потенциальных вещественных улик потенциального преступления? А если бы я сделал из презерватива, жевательной резинки, зубочисток, активированного угля, спичек и наперстка какое-нибудь приспособление, какое-нибудь оружие, полуогнестрельное? Где правила и нормы содержания? Где? А если spirit вдруг окажется горючим, взрывоопасным, если я подвешу бутылочку под замок, подожгу, она взорвется, и я выйду на свободу? А?

Но зато я мог угостить сокамерника «Кэмелом», мог пофорсить с сигарой. Только я положил пачку на столик, только худой угостился сигаретой, как сверху, из-под одеяла, выпросталась кривопалая рука, щелкнула ломаными-переломаными пальцами, потом сложила пальцы так, чтобы в них было удобно вставить сигарету: мол, а мне, а мне покурить? Что же! Не жалко! И рука с сигаретой ушла наверх, там, на втором этаже, чиркнули спичкой.

— Настоящий табак! — сказал худой, выпуская дым из ноздрей. Настоящий… Теперь почти ничего настоящего не осталось, только суррогаты, заменители, эрзац… Низкое, очень низкое качество. У нас вообще не принято думать о качестве, нам важнее количество. Помните? Столько лет стремились догнать, перегнать. Согласны?

— Конечно! — кивнул я, плохо понимая, с чем я всё-таки должен был согласиться. — Конечно!

— Нам кажется, что главное — в деньгах, а главное не в них, продолжал худой. — Точнее — главное не в их количестве, как думает большинство. По серьезному счету, главное в том, как деньги тратятся, на что, кем, с какой целью. Мы…

— Простите, а кто это «мы»? — вклинился я: все-таки для того, чтобы соглашаться, надо иметь ясность, оперировать непротиворечивыми понятиями, иначе получается не согласие, а соглашательство.

— Мы — это общество, наша страна, наша многострадальная страна, об которую вытирают ноги, которая распростерта ниц перед богатыми и наглыми соседями, перед всеми этими сообществами, альянсами, организациями, фондами, — он вытащил из пачки новую сигарету, прикурил от старой, плюнул на ладонь, погасил бычок в плевке, остатки растер меж пальцами. — А вы себя не ассоциируете со своей страной? Вы что, отдельный? Особенный?

— Нет, что вы! Ни в коем случае! Я со своей страной, я с ней всегда…

— Вот тебя как-нибудь примут за боевика, а ты всего лишь приехал в село у детей контрольные работы по математике проверить, всех учителей там поубивали, всадят в тебя несколько пуль, а потом выбросят из вертолета, вот ты тогда и поймешь, с кем ты навсегда! — произнес сверху кривопалый. — Поймешь, да поздно будет. Ох, поздно!

— Не обращайте внимания! — понизив голос сказал худой. — Это у нашего уважаемого сокамерника видения, видения наяву. Это учитель одной из наших средних школ, его взяли на торговле наркотиками, сам он наркоман, ему кажется, что…

— Да? Ему кажется… — я привстал, попытался разглядеть лежавшего, но мешал свет лампы. — Но совсем недавно я слышал нечто похожее, только рассказанное как бы с другой стороны…

— Я так и думал, — сказал худой и, дернув меня за куртку, заставил сесть. — Так и думал! Все вокруг заражено этими бреднями! От них уже некуда деться! Давайте о другом! Давайте?

— Ну давайте, давайте! — сказал я, взял спички из кафе «Куполь», откусил кончик сигары, раскурил. — Давайте, что вы замолчали?

— Хорошо! — худой, получив разрешение, замолотил языком. — Вот меня задержали, как и вас, по ошибке. Вы, я вижу, раздосадованы, нервничаете, наверняка пытались что-то доказывать, пытались объясниться. Так?

— Нет, ничего я не объяснял. И не спорил. Просто я не согласился подписать протокол или как там это называется…