Я обернулся. Раздвинув кисею балдахина, с кровати за мной наблюдала девушка. Она стояла, балансируя на мягком матрасе, обнаженная, красивая. Я подошел к ней ближе. Такие милые ножки, узкие и невинные, с сиреневыми ноготками, с короткими пяточками, такие сухие и легкие лодыжечки, тонкие и высокие икрочки, такие ровные коленочки, бёдрышки, такой лобочек, животик, такие грудки, такая волна волос, шея, глаза, всё такое милое, юное, и рот мой наполнился слюной, мне захотелось облизать эти ножки, обсосать эти пальчики, я понял, я прочувствовал канадца, я стал ему завидовать, наполняться обидой, что таким, как он, достаются такие девушки, но не успел наполниться обидой весь, под завязку, потому что вспомнил, что он-то мертв, а я-то жив, и ему уже не облизывать, а мне, быть может, ещё перепадет.
— Он мне не заплатил, — сказала девушка. — А я видела, как ты брал его бумажник. Если отдашь мне его деньги сейчас, я забуду твое лицо навсегда.
— Забудешь? — я приблизился к ней ещё чуть-чуть: от нее не пахло барбарисками, от неё пахло телом, табачным дымом, тяжелым сном.
— Забуду, — кивнула она. — Да твою физиономию забыть как плюнуть. Считай — уже забыла.
— Пополам, — я решил поторговаться. — Я, понимаешь, совсем на мели…
— Годится! Давай… — девушка оказалась покладистой.
— Вот, — открыв бумажник, я вытащил оттуда канадские доллары и протянул ей.
— У нас здесь такие не поменяешь, — сказала она, мельком взглянув на деньги: вот что значит опыт! — Это ты забери, а мне давай другие.
Я засунул канадские доллары обратно, вытащил две американские сотенные купюры.
— Прибавь еще сотню! — она положила руку мне на плечо: бритые подмышки, темно-коричневые сосочки, наклонись и поцелуй, затяни в рот, оближи, оближи.
— А лучше — оставайся, — другой рукой она взялась за пояс моих брюк. Закрой дверь на ключ и ложись. Я тебе сделаю хорошо. Ложишься?
— Не могу, — сказал я. — Дела. Должен идти, — я вытащил ещё одну сотенную.
— У тебя штаны спадают! — сказала она, забирая деньги.
— Спасибо! — ответил я. — У меня и шнурков нет.
— Береги себя! — девушка усмехнулась и начала скручивать деньги в трубочку: куда она их спрячет, куда?
Я вернулся к двери, приоткрыл её, протиснулся в кабинет, плотно затворил дверь за собой. Да, действительно, в кабинете, за большим рабочим столом, сидел пожилой, лысый и сморщенный человек в черном костюме, который резво нажимал клавиши и запихивал в «стакан» одну фигурку за другой. На пиджаке были орденские колодки, покачивалась звезда Героя Соцтруда. В ушах торчали наушники от Си-Ди-плейера. Я кивнул игравшему, он, не отрываясь от дисплея, ответил и уже мне в спину очень громко спросил:
— Ну, как они там? Договорились?
— Вот-вот договорятся, — ответил я через плечо, — у них там возникла нестыковка насчет процентов. Еще минут семь-восемь.
— Что-что?
— Еще минут семь-восемь.
— Что?
— Нет, не договорились! — заорал я.
— Ладно, ладно! — Герой, видимо, добился невысокого результата и раздосадованно крякнул. — У меня времени много, пусть не спешат!.. Но кредиты нужны — во как! — Герой провел по горлу ладонью. — Нам без кредитов каюк!
Из кабинета я вышел в приемную. Ни Ващинского, ни Анны Сергеевны, ни брыластого Сергея там не было. За своим столом сидела секретарша, знающая жизнь женщина с высокой прической, желваками, в костюмчике-джерси, все было прибрано, вычищено, на ковре ни пятнышка, столик протерт, цветы в напольной вазе. Взгляд секретарши выражал, как мне показалось, некоторое недоумение.
— Что? — спросил я, быть может, излишне агрессивно.
— Это, это… вы? — секретарша начала приподниматься из своего рабочего кресла. — Вы? О! — выскочила из-за стола и бухнулась передо мной на колени. — О-о! — она заголосила. — Какое счастье видеть вас, — она поймала мою руку, — к вам прикасаться, — она прижалась губами к моей руке.
— Во имя Ма, Па и Всеблагого Сына благословляю тебя и да будет на тебе благодать! Аминь! — быстро выговорил я и поднял секретаршу с колен.
— Слушайте, — сказал я. — Слушайте! Мне нужна ваша помощь, мне нужно выбраться из этого здания и доехать до морга, где лежит тело моего сына. Укажите мне дорогу, прошу вас, умоляю! Я никому не сделал ничего плохого, я просто потеряюсь в этом огромном здании, не найду выхода отсюда! Пожалуйста!
— Что вы! Что вы! Не волнуйтесь, — она задышала на меня, источая аромат барбарисок. Может, это с ней был канадец? — Все образуется, я вас провожу, морг отсюда недалеко, я вызову машинку, вас отвезут…
Она вернулась к столу, нажала кнопку внутренней связи.
— Машину к третьему! — скомандовала она, не дожидаясь ответа, и нажала другую кнопку.
— Арнольд Викентьевич, я до морга и обратно, возьму машину, хорошо? Арнольд Викентьевич! Вынь наушники, старый пердун! Вынь!
— Когда вернешься, сделай мне чай с молоком. — Герой, видимо, прислушался к призыву и наушники вынул. Его секретарше следовало хотя бы покраснеть, хотя бы смутиться, но она спокойно взяла меня под локоть и вывела в коридор.