Арабские звезды сияют ярче

– Пф! Преуменьшаю. Завтра отдашь мне копию акта исследования трупа Гришак, я изучу его с лупой, потом с тем же Покровским переговорю, посоветуюсь. Вдруг упущены мелочи, которые обычно глобально влияют на результат. Смотри, умирает бабуля в деревне, не так чтобы старая, но с гипертонией. Естественная смерть – бабахнул криз, никого рядом не было, душа отлетела. В морг не надо везти, а сразу на кладбище. На это и рассчитывал преступник. А что мы имеем после вскрытия? Отравление, то есть в наличие преступление, проще говоря, убийство. Одно соединяется с другим, и мы имеем двойное убийство родственниц. А всего-навсего провели исследование трупа. От Марихуаны зависит наша успешная работа, а она постарается ее испортить, хотя способна и так пропустить важные детали, случаи были. Ну и с ней поговорю по-мужски.

– Вот этого не надо, – категорично заявил Павел. – Ну ее к…

– Никаких ну! – заартачился Феликс. – Она в мой дом залезла и натоптала, Настю довела до психоза, а зло должно быть наказуемо, иначе оно всегда будет ходить в победителях. Не волнуйся, пока Марихуана получит предупреждение, что я порву ее на портянки, если еще раз…

Павел не стал с ним спорить, видать, Ольга его сильно ударила, к тому же это его святое право – защищать свой дом, он попрощался с ним, крикнул «до свидания, Настя» и умчался к маме. Закрыв входную дверь, Феликс пришел на кухню, где Настя жарила его любимые отбивные и картошечку. Вот не виноват же, ни на йоту не виноват, а чувствовал себя виноватым! Это можно уложить в голове и в сердце? Шумно потянув носом, Феликс со спины обхватил Настю руками – она не оттолкнула, значит, все в порядке. Он приложил губы к ее шейке, и заворковал на ухо:

– Моя жена ревнивая… жесть! Я не знал.

– Но эта… она очень красивая! – запыхтела Настя.

– Кто эта? Фигурантка? Не заметил. Я искал, куда жучок сунуть, а не на нее смотрел. Но мне интересно, где бы ты взяла яд, а?

Настя повернулась к нему лицом, обняла за шею и у самых губ нежно прошептала, будто сегодня день был мирным:

– Замужняя девушка, становится страшно ядовитой, когда ее гнезду угрожает разорение. Садись, ешь салат и мясо, картошка еще не готова.

Он поцеловал ее в губы, включил небольшой телевизор – надо же и новости посмотреть, затем устроился за столом, накрытым чистой скатертью в коричнево-желтую клеточку. Феликс любил вечерние посиделки с Настей, болтовню на все темы, включая новостные, заботу, уют. И все это добро попыталась разрушить злобная тараканиха морга?

– Ладно, я принимаю бой. Этой су… щуке еще устрою, я злопамятный.

Часть четвертая

ОАЭ, Фуджейра

Маша оживала. Оживление имеется в виду физическое – ее здоровье заметно улучшалось. А состояние души мало изменялось, и все же Полина подметила: она меньше напоминала забитую, уставшую, изможденную, рано постаревшую женщину. Маша стала более умиротворенной, разгладились мелкие морщинки, кожа приобрела приятный цвет, а не серо-землистый, появились розовые губы, раньше они сливались с кожей. На ее внутреннее состояние влияла не только прошлая жизнь, на которую Полина наложила табу: не вспоминать, не говорить, даже не намекать, – Маша не могла привыкнуть к безделью, чувствовала себя неловко, словно нахлебница. Чтобы как-то ее занять, спасительница принесла ноутбук:

– Вот тебе работа. Кириллицу на клавиатуре выжгли лазером, интернет подключен, развлекайся, вспоминай… А кстати, освоишься, напиши книгу о себе… нет, не только. Обо всем, что приключилось, напиши. Только не репортаж, роман, ты сможешь.

И Маша застряла в своей комнате – никуда не вытащишь, а ей нужен воздух, прогулки. Книгу, разумеется, она не писала, технические возможности возросли в разы, и пока она только осваивала программы, торчала в интернете – это же окно в мир, забывая поесть. Настал день, когда Полина после обеда вдруг предложила:

– Ну? Ты готова навестить Лайму?

– Я? – вскинулась Маша. – Конечно… А что, уже можно?

– Насколько я могу судить по твоему состоянию, можно. Идем?

Прихватив коробку сластей, обе вышли из особняка, обошли его – вход с другой стороны, пересекли маленький огороженный дворик и снова вошли внутрь в небольшую прихожую, оттуда в комнату. Возле входа сидела пожилая женщина, у ее ног стояла корзинка с клубками пряжи, она вязала, при виде Полины встала, та махнула ей рукой, мол, сиди. Маша не рассматривала комнату, она сразу увидела женскую фигуру, сидевшую у окна, перекрытого ажурной и белого цвета, но все-таки решеткой. Со спины и по коротко стриженой голове трудно узнать давних знакомых, тем более прошло столько лет, Маша не решалась подойти к ней, сначала она спросила шепотом:

– Это Лайма?

– Она самая, – ответила Полина и двинулась к окну. – Лайма, это я.

Лайма повернула голову и улыбнулась, потом обхватила Полину, прижавшись лицом к ее животу, для этого ей пришлось согнуться.

– Она рада меня видеть. Маша, подойди. – Отстранив от себя Лайму, Полина сказала ей: – У меня сюрприз, я привела к тебе Машу. Ты помнишь ее?