Арабские звезды сияют ярче

К этому времени вернувшийся Феликс достал из сейфа две папки, открыл и поднял брови:

– Паша… я ничего не понимаю, но… посмотри! Это что?

Павел наклонился, дабы лучше рассмотреть, свет в гардеробной тускловатый, однако Феликс заметил, как и у него брови поехали вверх. Опер закрыл папку, сверху положил вторую и раскрыл… На этот раз Павел, выпрямившись, глядя сверху вниз на содержимое второй папки, сказал:

– Кажется, мы, сами того не желая, попали в десятку.

– Что ты имеешь в виду?

– Что-то мне подсказывает, в твоих руках ключ к нашему делу.

– Выходит, гость…

– Верно, – согласился Павел. – Видимых следов убийства нет, но, судя по дворцовому интерьеру и находкам, Орлик собирался жить лет эдак триста…

– И наверняка следил за здоровьем, чтобы не дать дуба. Иначе все это… – обвел рукой библиотеку Феликс, но ясно, что он имел в виду всю богатую квартиру Орлика, – не имеет смысла. Зуб даю, толстяка прикончили.

– Не будем торопиться, а подождем результатов вскрытия.

– Ага, ага, – ухмыльнулся Феликс, перебирая книжки, они находились в библиотеке. – Марихуана тебе вскроет и закроет. Позвони Покровскому и попроси проконтролировать. Сейчас звони!

Поскольку Феликс встал перед Павлом в позу торговки, защищающей свой товар на рынке – поставив кулаки на пояс, приподняв задиристо подбородок, следователю пришлось подчиниться. А ведь не хотелось демонстрировать недоверие к Ольге, проницательный опер угадал, что деликатность Терехова находится в нерешительности и посоветовал:

– Скажи, женщина, а тут вонючий труп… фу-фу-фу! Одна надежда на него, родимого.

– Леонид Львович? Это Терехов Павел, добрый вечер… Я с просьбой. Помогите Оле, у нас труп, не думаю, что ей будет приятно возиться… Да, протух немножко. А нам очень нужно знать, от какой напасти он внезапно умер… Спасибо, Леонид Львович, от вашего исследования зависит наше расследование. (Феликс бесшумно зааплодировал.) Ну, что? Оформляем папки как вещдоки и забираем с собой, завтра разгребать будем.

В гостиной они увидели картину, достойную слез: на двух невысоких столах раскладывали купюры двое молодых людей с жалким видом, уже и так поздно, а предстоит… страшно сказать, какая нудная и долгая работа. Кроме пачек с валютой и рублями на очереди ювелирные изделия, которые предстоит описать каждое изделие в мельчайших подробностях – это не купюры разложить и посчитать, это хуже. Опись сделать нужно сегодня. Со скучающими лицами сидели на стульях и двое понятых, к ним подошел Павел, его интересовал на данный момент главный вопрос:

– Скажите, видеокамеры в подъезде установлены?

– Нет, – ответил мужчина. – У нас в подъезде люди считают, что им нечего опасаться, из-за нашего барахла квартиры вскрывать вряд ли станут.

– Жаль, – огорчился Павел.

– Раньше здесь жили большие люди по тем временам – профессора, высокопоставленные чиновники, главные инженеры заводов, а мы уже так. Наши квартиры не котируются, сейчас строят круче, покупают богатые, там есть чем поживиться.

Павел подошел к Феликсу, тот сидел на диване и возился с папками, в это время раздался стон оперативника, раскладывающего купюры:

– Интересно, где можно столько бабла натянуть? Доцент в институте за экзамены взятки брал?

– Брось, – сказал второй опер из группы. – На студенческие подачки столько не наскирдуешь.

– Нам тоже интересно, – сказал Павел, вытащив из-под двух фотографий третью. – Очень интересно.

Со снимка на него смотрела сияющая и юная Анна Гришак в красочных арабских одеяниях.

Часть пятая

Цену имеет все

Фуджейра поздним вечером неизменно светилась огнями, будто там вечный праздник, а город хорошо виден из особняка с излюбленного месте Маши и Полины. Днем температура держалась на одном уровне – 37 градусов, близость моря превращала жару в парилку, а это только начало лета. Особняк охлаждался кондиционерами, однако Полина с Машей поднимались на облюбованную крышу и проводили вечера там, ночи здесь прохладнее, если не считать повышенную влажность, сводившую на нет комфорт ночей.

– Так бывает не всегда, – уверяла Полина. – Как и во всем мире, год на год не приходится, в прошлом году влажность составляла чуть выше пятидесяти процентов.

– А в этом все сто двадцать, да? – обмахиваясь тряпичной салфеткой, пошутила Маша.

– Ты почти угадала, – рассмеялась хозяйка. – Восемьдесят.