Арабские звезды сияют ярче

– Я правильно понимаю, не спорь, мои жертвы по сравнению с вашими жалкие и мелкие. Бог дал мне шанс выжить, выбрал меня, наверное, чтобы я тоже сделала что-то полезное. Сейчас главный приоритет в моей жизни – дети. Не хочу, чтобы мои мальчики расплатились когда-нибудь за мое благополучие, я сама должна отдать долги. Как видишь, мои цели самые меркантильные.

О, Полина, кажется, стала религиозной и одновременно суеверной, у Маши другое миропонимание, в самые страшные минуты она знала, что это не судьба, не рок, не грехи вгоняют ее в могилу, а люди. Спорить глупо, потому что верить или нет – дело каждого, она постаралась вернуться к старой теме:

– Мы ушли от Кати, она помогла тебе – как?

Полина отвела взгляд в сторону, вернувшись в то время, полное страхов от безвыходности. Она знала, что придется спать со стариком, внушавшим отвращение, но вспоминала девчонок, которых никто не спрашивал, чего они хотят, и уговаривала себя терпеть. Терпеть, чтобы новый хозяин, разозлившись, не выкинул ее на дно. При всем при том ни в коем случае нельзя пресмыкаться, следовало сохранять достоинство – так рассуждала Катя, выстраивая свои грандиозные планы. Ашраф не сразу повалил ее на кровать, он навещал Полину, называл Сурией, приручал, разговаривал с ней, конечно, язык общения был английский. И вовсе не дикарь, как делились девчонки своими впечатлениями после «общения» с местными мужами. Ей опять повезло, и об этом стыдно говорить той, которая хлебнула выше минаретов.

Полина вовремя поняла: везение не бесконечно, за место рядом с Ашрафом стоит побороться, тем более она была беременной, еще не зная, что носит сына, который изменит ее статус. Опасность родить ребенка и стать ненужной казалась реальной, и Полина лихорадочно принялась вспоминать подробности планов Кати, к которым в свое время относилась несерьезно. Она сделала все, чтобы Ашраф не только полюбил ее, но и уважал, ценил, доверял и даже советовался. Это был долгий путь и трудный, пришлось выучить арабский, чтобы между ними возникло полное взаимопонимание, которое разрушает незнание местного языка. Полина освоила обычаи, при этом оставалась сама собой, как учила Катя, именно это и привлекало его. Она не клянчила наряды и драгоценности, старалась быть интересной ему, изучала его бизнес и ведение документации, много читала, а свободного времени у нее было предостаточно. Понадобилось более четырех лет, чтобы стать ему необходимой.

В сущности, Полина превратилась в завоевателя с рационально продуманной дорожной картой на длительную перспективу. Но когда стала побеждать, неожиданно для себя заметила, что Ашраф не тупой бедуин с примитивными инстинктами, а высокодуховный человек, каких на планете единицы. Он – редкое явление, возможно даже исключение, а тут на склоне лет родилось двое сыновей, Ашраф даже помолодел, состояния эйфории не скрывал.

Как рассказать, чтобы стало понятно: за свое положение она сражалась упорно и отчаянно, перестроила себя и подчинила разуму, а не страстям с амбициями? Однако ее трудности несравнимы с каторгой, доставшейся Маше, следовательно, плакаться, чтобы пожалели, неприлично, а этого не избежать.

– Потом, – сказала Полина. – А сейчас… у тебя режим.

Россия, новый день и новые загадки

Составляли опись до двух ночи, к ужасу всей работающей группы эксперты обнаружили, помимо драгоценностей и купюр, настоящие произведения искусства. Предположительно, конечно. Потому что любая вещь, стоимость которой предполагается заоблачной, должна пройти серьезную экспертизу, а не поверхностную оценку. Например, картины – кто способен с уверенностью заявить, что на стене висит подделка? Или выставочная чеканная посуда инкрустированная камнями (предположительно полудрагоценными), – какова ее стоимость? Ну и так далее. Сил ни у кого не было продолжать пересчитывать и переписывать чужое добро, решили продолжить на следующий день, дверной замок починил слесарь еще раньше, дверь опечатали и разъехались по домам.

Первое, что сделал Павел, попав в свой кабинет к полудню (надо же было выспаться), позвонил в институт и попросил выписку о доходах Орлика за последние пять лет.

– А лучше за десять, – передумал он, в этот момент вошел Феликс и сел напротив. – Орлик ведь работал только в институте, верно?

– Ну, я не знаю… – неуверенно сказал женский голос в трубке.

– Я знаю. Можно не помесячно, а за каждый год. И сделайте милость, эти сведения мне нужны срочно. – На этом он положил трубку и улыбнулся Феликсу. – Как Настя встретила? Не била посуду, нет?

– Ждала, – хвастливо ответил опер, скрестив на груди руки в знак самодовольства. – И что-то шила перед теликом. Паша, женись, это так удобно – приготовит, накормит, уберет, погладит, приласкает.

– У меня мама есть, – буркнул Терехов, на что Феликс расхохотался. – Ладно, ладно тебе. Смеется он…