Арабский халифат. Золотой век ислама

Как правило, Кутайба также оставлял у власти местные династии после выплаты дани и ставил над ними лишь арабских надзирателей или сенешалей. Однако очень немногие важные города все же были колонизированы – если позволите выразиться в римском духе, – то есть выбраны в качестве мест арабской культуры и ислама, хотя прежних жителей оттуда не выселяли и они здесь даже сохраняли некоторую долю самоуправления при старых властях, которые, в частности, имели право распределять землю и собирать налоги. Самарканд, например, арабы собирались сделать своей центральной ставкой. Сильный гарнизон вошел туда со всевозможным военным снаряжением, храмы огня и святилища идолов уничтожили; рассказывают, что ни единый язычник не посмел дождаться утра в городе. Аналогичные, но, видимо, все же не такие радикальные меры были приняты в Хорезме и Бухаре. В Бухаре язычество также было подавлено, поскольку к сведениям о том, что там был зороастрийский храм и святилище, в котором держали павлинов, надо прибавить, что в будущем эти заведения не упоминаются[220]. Эти города должны были стать для своих окружающих территорий тем, чем арабские города-гарнизоны Нишапур, Мерв, Мерверруд и Герат стали для Хорасана, и их колонизация, несомненно, была великим шагом, превосходящим все, что когда-либо предпринималось и осуществлялось в этом регионе прежде. Долгосрочным последствием этого было то, что Бухара, Самарканд и даже Хорезм стали важными колыбелями ислама и арабской науки.

Ликование арабов по поводу успехов, нашедших выражение во множестве стихов, вполне оправданно. Борьба не была для них легкой. Они уступали противнику в числе и вначале были плохо вооружены. Дальние расстояния, труднодоступная местность и сложные климатические условия ставили большие препятствия на их пути. Им приходилось возить с собой большие запасы провианта и теплую одежду, и компанию можно было вести только в благоприятное время года. Да и противника отнюдь нельзя было назвать ничтожным. В большинстве случаев на помощь осажденным приходили большие армии, часто издалека. Эти армии возглавляли тюрки, и в большой степени они состояли из тюрков. По сути, арабы сражались с тюрками за гегемонию на этих территориях и сумели вырвать ее у них. Это было поистине великое свершение, давшее им справедливое право на владычество над иранцами, которые не сумели защитить себя от тюрков. Большую долю заслуг, пожалуй, следует приписать арабскому вождю Кутайбе, который намного превзошел своих предшественников, и видные иранцы уважали его гораздо больше, чем аль-Мухаллаба и Язида. На войне он, конечно, вел себя жестоко и вероломно; ради Бога, то есть ради пользы ислама, он не чурался предательства, и очень своими успехами он был обязан именно собственной беспринципности, но в этом он не особенно отличался от общего образа действий арабских военачальников.

Падение Кутайбы произошло, когда он находился в зените своей славы и силы, и это событие произвело большой переполох в мусульманском мире. Аль-Мадаини в своем подробном рассказе о нем также заимствовал фрагменты рассказа Абу Михнафа. Халиф аль-Валид I умер в середине джумады ас-сани 96 года (в конце февраля 715 года). Его преемник Сулейман ненавидел аль-Хаджжаджа и его приверженцев, которые хотели лишить его правопреемства. Смерть избавила аль-Хаджжаджа от мести Сулеймана, но тот смог обрушить ее на Кутайбу, на которого его особо науськивали Язид ибн аль-Мухаллаб и Абдуллах ибн Ахтам. Кутайба получил известие о смене правительства, когда со своей армией находился у Ферганы. Он знал, что ему угрожает отставка и даже худшее, и не хотел безмолвно стерпеть все, что ни уготовила ему судьба, однако прошло некоторое время, прежде чем он решил, как ему поступить[221]. Он отверг план вернуться в Самарканд, укрепиться там и оставить при себе только тех воинов, которые согласятся на это добровольно, и решил повести с собой все войско на мятеж против халифа. В мечети Ферганы он объяснил представителям войска, кто он, а кто Сулейман и Язид, и предложил им встать на его сторону. Кампания того года[222] уже подходила к концу, и воины тосковали по детям и женам и потому не выказали особого рвения к участию в предприятии, которое к тому же выглядело таким опасным и призрачным, поэтому они ничего ему не ответили. Кутайба такого не ожидал и сразу же потерял самообладание. Не сходя с возвышения, он обрушил на племена оскорбительные упреки и припомнил все унизительные насмешки, бросаемые в их адрес, не пожалев ни единого племени, и, даже спускаясь с помоста, он не давал родственникам успокоить себя и неистово продолжал осыпать их бранью.