Арабский халифат. Золотой век ислама

По ат-Табари, крах произошел в 96 году от хиджры, Ибн Кутайба относит ее не ранее чем к началу 97 года. Баки, признанный племенами временным преемником Кутайбы, потребовал его голову, и, когда отрубивший ее аздит по наущению своего племени отказался ее отдать, Баки показал на столб и сказал: «Этой лошади (то есть виселице) нужен всадник». Его слова возымели действие, и тогда Баки послал кровавый трофей халифу, но не через тамимитов – они для этого слишком хорошо относились к нему. Приветственная речь Баки в мечети[225] состояла лишь из нескольких энергичных изречений и стихов, которых, однако, оказалось достаточно, чтобы передать ее смысл. В заключение он сказал: «Марзпан поднял цену на зерно; завтра на рынке четверик стоит 4 дирхема – и не больше, иначе смертная казнь». Под марзпаном он, видимо, имел в виду Кутайбу как чужеземного вельможу на иранский манер[226]. Сам он представлял себя арабом старой закваски. Он ревностно относился к исламу, но терпеть не мог наказание поркой, которое предписывает Коран за некоторые проступки, и предпочитал сразу же приговаривать пьяниц к смерти. Он также казнил араба, который ограбил тело одного из бахилитов, павших плечом к плечу с Кутайбой, и однозначно запретил подобные действия. Он вел себя как высокопоставленный вельможа. Халиф Сулейман сначала подтвердил его положение, но девять или десять месяцев спустя его место занял Язид ибн аль-Мухаллаб, однако ему не пришлось отдавать и свою бывшую Иракскую провинцию. В отличие от Кутайбы за спиной Язида стояло племя, и это сыграло свою роль. Вместе с ним к главенствующему положению и повышенному содержанию вернулись и аздиты, тамимиты подверглись репрессиям, а Ваки – поношению. Более того, Язид привел с собой и сирийские правительственные войска, и таким образом благодаря ему они оказались в Хорасане, куда аль-Хаджжадж намеренно их не допускал, используя их исключительно в Индии. По обыкновению, Язид на все должности поставил своих сыновей и родственников. Он был в Хорасане как у себя дома, чувствовал там себя свободнее, чем в Ираке, и имел больше возможностей для злоупотреблений и вымогательств. Он требовал денег на оплату своих дорогостоящих потребностей, например на прекрасных дев, и выставлял свою роскошь напоказ.

Раньше, всякий раз, когда при Сулеймане упоминали о великих свершениях Кутайбы, Язид, по рассказам, всегда возражал, что Джурджан до сих пор еще не тронут, хотя он преграждает путь в Хорасан. В самом деле, гористая местность к юго-востоку от Каспийского моря довольно неудобно торчала на подвластной мусульманам территории.

Однако Язид склонялся к его завоеванию не столько из соображений долга, как того требовала честь, сколько из-за открывающихся возможностей. В Джурджане шла борьба за трон. Марзпан Фируз бежал от своего двоюродного брата Марзубана, который вступил в союз с тюрком Сулом в Дехистане, и пришел к Язиду просить помощи. Весной 98 года[227]тот выступил в путь с необычайно многочисленным войском, меньшую часть которого составляли хорасанцы, а большую – иракцы и сирийцы. Не нанеся удара, он восстановил Фируза в Джурджане, а когда его приняли, заманил Сула с его тюрками с гор в болотистую местность, где одолел его и, как говорят, перебил 14 тысяч пленников и взял огромную добычу. После покорения Дехистана и Байсана он пошел на испехбеда Табаристана, чье мирное предложение отверг, рассчитывая получить больше выгоды, если завоюет его силой. Однако он понес тяжелое поражение, а в тылу в то же время произошло предательское восстание в Джурджане. Затем в качестве посредника перед ним явился Хайян ан-Набати. Он представился соотечественником испехбеда и убедил его пожертвовать сиюминутным преимуществом в пользу дальновидной стратегии, чтобы остановить войну, и согласиться на уплату суммы, которую он в самом начале предлагал в качестве выкупа за мир. Освободившись от этой угрозы, Язид тогда вернулся в Джурджан, где снова восстал марзпан, и после долгой осады овладел горной твердыней, где тот оборонялся. Чтобы исполнить клятву мести, он приказал сделать так, чтобы кровь казненных пленников стекала в реку, и съел хлеб, замешенный на муке, смолотой на мельнице, которую вращала эта река. Затем он триумфально доложил Сулейману о своем успехе, который в действительности был отнюдь не блестящим, да и вообще довольно эфемерным, и заявил, что пятая часть добычи, которую он должен был передать халифу, составляет 4 или 6 миллионов дирхемов. Тем самым он собственными руками обрек себя на заслуженную участь, ибо, когда Сулейман умер в сафаре 99 года, тем же летом[228], когда велась кампания, преемник халифа Умар II призвал своенравца к себе и бросил его в долговую тюрьму, так как он не смог выплатить оговоренную пятую часть.